Семья Звонаревых. Том 1

Мать, затаив дыхание, с белым как стена лицом стояла у окошка и не сводила испуганных, полных отчаяния глаз с рук Краснушкина. Прошла минута, вторая… Девочке становилось лучше. Придя в себя, она отыскала глазами мать, слабо улыбнулась ей.

– Хорошо, что мы были поблизости, – заметила Варя.

– Поймите же, девочке нужно сделать прививку. Иначе, сами видите – будет плохо. Вы же мать ей… – обратился доктор к женщине.

– Делайте что хотите, только спасите дочь, – уже доверчиво, с тёплой благодарностью в голосе сказала она.

Оставив Варю с больной, Краснушкин отправился в ближайшую аптеку за сывороткой.

– Сколько человек живет здесь? – поинтересовалась Варя, осматривая тесную каморку.

– В каждой клетушке – по семье, – ответила мать девочки. – А всего тут четырнадцать душ наберётся: шестеро взрослых и восемь ребят.

Как выяснилось из последующего разговора, дети весь день вертелись около больной, старались развлечь её, совали игрушки, делились лакомствами. Взрослые – кто как мог – тоже проявляли заботу о больном ребёнке. Даже самые заядлые курильщики и те не курили последние два дня в своих клетушках, а выходили с цигарками или на лестницу, или на улицу.

– Болезнь вашей дочери очень прилипчивая, особенно к маленьким детям, – предупредила женщину Варя. – Не позволяйте никому к ней подходить. И вы поостерегитесь – не берите на руки детей, да и к вещам чужим не стоит дотрагиваться.

– Ну разве ж можно в такой тесноте поостеречься? – в здохнула женщина. – Вместе живём, вместе болеем, вместе и умирать будем, – горько прибавила она.

Варя понимала, что девочку следовало бы немедленно поместить в больницу, но устроить это было очень трудно.

Ничтожно малое количество детских мест, имевшихся в больницах, не могло обеспечить и сотой доли больных детей. Поэтому большинство из них находилось дома. А дома… Какое лечение было дома, Варя сейчас видела воочию.

Вскоре вернулся Краснушкин и сделал больной инъекцию противодифтерийной сыворотки. Девочка терпеливо, как взрослая, перенесла эту процедуру. Она изредка поглядывала на мать серьёзными, неулыбающимися глазами.

– Терпи, терпи, моя страдалица, – улыбалась ей сквозь слёзы мать. – От смерти тебя люди добрые спасли, а теперь, бог даст, быстро поднимешься.

…Поздно вечером, оставив больной нужные лекарства, Краснушкин и Варя вышли, наконец, на улицу. Чуть подморозило. Между поредевшими тучами плыла узкая серебристая долька месяца. В воздухе медленно кружились мелкие снежинки.

– Я так боюсь заразить Надюшку, – встревожено повторяла Варя. – Мне сейчас мерещится, что на мне миллиарды дифтерийных микробов.

– Такова, коллега, наша специальность! – сказал Краснушкин. – Сплошь и рядом врач думает не столько о себе, сколько о спасении больного. Мы часто рискуем: иначе нельзя. Постарайтесь возможно лучше продезинфицировать свою одежду дома, немедленно мойтесь и переодевайтесь в домашнее платье. Всё это – совершенно необходимая профилактика.

– Никогда не стану терапевтом или инфекционистом, – убеждённо промолвила Варя. – Хирургия – дело чистое и безопасное.

– О, чистое, но небезопасное. Вы забываете о гнойной хирургии, коллега, – напомнил Краснушкин. – Она далеко не так безопасна, как вы думаете. Лёгкий порез во время операции всегда может повлечь за собою заражение и смерть.

– Не пугайте меня, – улыбнулась Варя. – Всё равно я останусь верна хирургии…

В тот вечер Варя впервые получила нагоняй от Сергея Владимировича.

– Последнее время ты совсем отбилась от семьи, – упрекнул он её. – Устаёшь, недоедаешь, недосыпаешь. Погляди в зеркало, как ты похудела и осунулась.

– Не сердись, Серёженька, – поцеловала его Варя. – К огда видишь вокруг столько людских горестей и страданий, невольно забываешь о себе. Ты бы видел, как мучается народ… Ужас! Нищета, грязь, болезни… И дети. Маленькие крошки, которым, чтобы жить, нужно солнце, воздух, еда, тёплая одежда. А у них ничего этого нет. Понимаешь? Ничего. Они бледные, хилые, с тонкими ручками. И эти глаза – взрослые, всё понимающие… Страшно. А ты говоришь: «похудела, осунулась»… Какое это имеет значение?

Глава 24

Варя увлеклась практикой. Её сильно тянуло на Выборгскую сторону к больным людям.

Времени оставалось мало: она всё чаще пропускала лекции в институте. В анатомичке её интересовали теперь главным образом трупы людей, умерших от тех болезней, с которыми она сталкивалась у своих пациентов на Выборгской стороне.

Для теории у неё оставалось очень мало времени. Она едва успевала просматривать объёмистые учебники, обращая главным образом внимание на разделы, с которыми чаще всего приходилось ей сталкиваться в практической деятельности. Не раз она озадачивала профессоров вопросами, о которых по программе четвертого курса ещё не могла знать.

– Вы, коллега, хотите сразу объять необъятное, – сказал ей как-то седовласый учёный, читавший в институте курс невропатологии. – Учтите, глубокие знания не даются наскоком. Тут нужна система, строгая последовательность.