Семья Звонаревых. Том 1

Благополучно добравшись до Верхней Митридатской, Волков подошёл к небольшому домику, густо заросшему мелким кустарником и плющом. Оглянувшись по сторонам и удостоверившись, что никого на улице нет, он вошёл во двор. В небольшом садике, примыкавшем к дому, он прилёг на пахучую, покрытую росой траву.

…Разбудил его Тарас Гойда, огромный мускулистый бородач с кудрявой тёмной шевелюрой и острыми маленькими голубыми глазами, – атаман ватаги рыбаков.

Работал Гойда в рыбачьей ватаге, которая вела лов на прасола – крымского татарина Хабибуллина. Рыбаки-ватажники крепко любили Гойду за отзывчивое сердце, за бесстрашную морскую душу, восхищались его богатырской силой и независимым нравом. Не кланялся Гойда скупщикам рыбы, и знали прасолы, что слово Гойды для рыбаков было законом.

Если случались споры у рыбаков со скупщиками рыбы, спор решал Гойда. Он умел отстоять интересы разно-племенной ватаги рыбаков, где нужда и голод побратали армянина, русского, грека и украинца.

Давно заприметил Петрович Тараса.

«Занятный человечище. Силищи-то сколько! На семерых хватит. И характер что надо, вожак! За свободу живота не пожалеет. Да дуром прёт на рожон. Учить надо. Человек он наш». И исподволь, потихоньку стал знакомить его с нужными людьми, беседовать, давать задания. Случайно открыл у Гойды настоящий талант агитатора. Было это весной. Ватага шла в море. Собрались все. Ожидая хозяина, лежали на гальке, грелись. Грелось и море на солнце – могучее, синее – вяло поворачиваясь, как бы нежась.

Широко раскинув руки, лежал Гойда. Глаза его смотрели в небо, ясное и далекое.

– А что, братцы, – мечтательно проговорил он, – должно быть, хорошо в небе. Гляньте, какое оно чистое, без единого пятнышка.

– Не, – отозвался молодой парень Костик, как ласково его звали в ватаге. – В море лучше. То ж море, оно своё, живое, опять же – кормит…

Гойда стремительно поднялся. Куда девалась его мечтательность! Глаза сощурились и зло упёрлись в ласковое мальчишечье лицо Костика.

– Своё, говоришь? – как-то певуче спросил он. – И давно оно стало «своим» у тебя? Сладко ли оно кормит тебя, деточка? Может быть, ты и хоромы нажил уже, а только прикидываешься бедненьким – а, Костик? – И вдруг, с ожесточением схватив камень, он далеко забросил его в море. – Чёрта лысого ты нажил! – загремел он. Лицо его побагровело, вены вспухли на могучей шее. – Вот смотри, – он раскрыл широкую, сплошь покрытую мозолями ладонь. – Вот что нажил! Весь век на горбу ворочаю, а получаю что? Мозоли одни. А скупщик Селиванов много работает? Ты видел его когда-нибудь на баркасе, тащил он сеть, ворочал корзины с рыбой? Нет, браток. Ему наша работа – не по носу табак. Нам мозоли, а денежки ему. Пока хозяин Селиванов, мы с тобой работнички – и море пока его. Вот скинем его к чёртовой матери, тогда и море подобреет – наше будет. Ты молод ещё, учись, смотри кругом, на ус себе мотай. – Он усмехнулся, глаза его подобрели. – Хотя и усов-то у тебя нет ещё…

Петрович видел тогда, как плотным кольцом окружили Гойду ватажники и как старательно, терпеливо и, главное – страстно, убеждённо рассказывал он своим друзьям о жизни.

Позже, вспоминая свои беседы, он говорил: «Молоды ещё, жизни не знают, надо поучить уму-разуму». И Петрович знал: наука Гойды была прочной.

Сегодня Гойда спозаранку забрел к Волкову за новостями и листовками. Волков спросил у Гойды, есть ли у него в ватаге надёжные ребята. Рыбак удивлённо посмотрел на него:

– Все ребята у меня надёжные. А для какого дела? – поинтересовался Гойда.

– Так, на всякий случай. Надо знать, на кого положиться можно, – уклонился от прямого ответа Волков.

– Коль понадобится – только свистни, наберём сколько тебе надо орлов, – заверил Гойда.

Забрав листовки, Гойда ушёл, а Волков ещё долго лежал, думая о прибытии в крепость политических заключённых. Он знал, что среди них была одна женщина, и он невольно подумал, что хорошо бы как-то связать её с Валей. Он давно обещал ей дать самостоятельное и ответственное поручение. Он душой понимал: она добивалась этого ради него, ради своей любви.

Глядя на сверкающее внизу море, которое манило его своим безграничным простором, Волков невольно стал слагать стихи.

Безбрежное море, безграничный простор!
Чарует и манит мой страждущий взор…

– Но почему же страждущий взор? – тут же запротестовал он сам.

Перед глазами возник образ Вали. Лет пять тому назад, ещё гимназистом, познакомился он с ней, худенькой, босоногой девочкой. Она усиленно готовилась для поступления в начальную городскую школу. Волков взялся помогать ей в занятиях. Так он познакомился с семьёй керченского рыбака Андрея Павленко.

Вскоре на семью обрушилось тяжкое горе – погиб в море отец Вали, утонул во время шторма, опрокинувшего утлое суденышко, на котором он рыбачил. Как большинство керченских рыбаков, Андрей Павленко не имел ни лодки, ни сетей и промышлял от хозяина, отдавая за пользование лодкой и снастями три четверти своего улова.