Сам Тимофеев никому не писал и ни от кого не получал писем. Был он одинок, рос сиротой, с детства работал по найму. Единственно, что он успел всё же сделать – это овладеть грамотой. Читал он много и беспорядочно. Добравшись как-то до нелегальной литературы, увлекся ею и сразу примкнул к подпольному движению, взяв на себя поддержание связи крепости с городом и снабжение крепости нелегальной литературой.
Чтобы не попадаться на глаза офицерам, солдат шёл боковыми улицами и вышел на набережную у пристани РОПИТа[49]
. Здесь город кончался, и солдат зашагал в крепость по пустынному шоссе. Сумрак быстро сгущался над морем.Оно на глазах меняло окраску. Из тёмно-зелёного превратилось в синее, затем постепенно в тёмно-фиолетовое и, наконец, почернело. Поднимался ветер, на море забелели гребешки, зашумел прибой. На западе догорал закат. В зените ещё алело растрёпанное продолговатое облако.
Вскоре впереди показались тёмные силуэты деревьев, среди которых виднелись одноэтажные приземистые строения крепостного лазарета, расположенного на полдороге от города в крепость.
Среди фельдшеров у Тимофеева был приятель Дорохов, входивший в подпольную солдатскую группу. Тимофеев осторожно подошёл к окну, где жил фельдшер, и тихонько постучался. В темноте комнаты мелькнул светлячок горящей цигарки.
– Кто там в такое позднее время? – спросил сонный голос, и у окна показалась белая фигура.
– Денис, ты? – шёпотом спросил Тимофеев.
– Я. Сейчас выйду! – И через минуту фельдшер в белом медицинском халате вылез в окно.
– Я сегодня дежурю, но в палатной вони сидеть неохота, вот и зашёл к себе, – пояснил Дорохов.
Тимофеев коротко сообщил о предстоящем прибытии в крепость политзаключённых и попросил временно спрятать листовки.
– Меня могут обыскать у ворот. Жандармам приказано особенно следить за тем, чтобы в крепость не проносили ничего запрещённого, особенно листовок, книг, газет.
– Давай, – коротко ответил Дорохов и сунул под халат завёрнутую в серую бумагу литературу.
– На днях кого-нибудь пришлю или зайду сам за нею, – предупредил Тимофеев и, пожав руку Дениса, ушёл.
Часов у него не было, но с моря донёсся бой склянок. Было уже половина девятого. Надо было торопиться, и он быстро зашагал к крепости.
В воротах его остановили дежурные жандармы. Они внимательно проверили увольнительную, взглянули на часы.
– Опаздываешь, голубь! Попадешь в наряд вне очереди, – усмехнулся старый жандарм, пропуская солдата через калитку.
– Ты меня подольше держи здесь, тогда наверняка я опоздаю, – огрызнулся Тимофеев и побежал к своей казарме.
Но тут, как назло, его задержал ночной патруль и снова начал проверять увольнительную. Пехотный унтер медленно рассматривал бумажку, освещая её маленьким фонарём.
– Да отпусти ты меня! Я и так опаздываю. Под наказание, что ли, хочешь подвести? – упрашивал Тимофеев.
– Ладно уж, вали! – согласился, наконец, унтер.
– Эх, и жизнь ты солдатская – никуда тебе не пойти, везде поспевай вовремя, – сочувственно проговорил один из патрульных.
– Всегда должен помнить, что состоишь на царской службе, – наставительно произнёс унтер.
Как ни торопился Тимофеев, всё же опоздал на пять минут. Запыхавшись от бега, он предстал перед дежурным по роте фейерверкером. Дежурил как раз его взводный – спокойный и уравновешенный человек. Взглянув на увольнительную, он что-то пробормотал себе под нос и отпустил Тимофеева.
Стоя около своей койки, Тимофеев начал было уже раздеваться, как перед ним выросла фигура бородатого фельдфебеля Евсея Кузьмича Пыжова.
– Стой! Как есть, иди в мою комнату, – приказал он.
– Слушаюсь, господин фельдфебель! – И Тимофеев направился в небольшую комнату при казарме, где помещался фельдфебель.
Вместе с Тимофеевым вошёл и дежурный по роте.
– Где в городе был? – начал допрос фельдфебель.
– Ходил по лавкам, как вы велели, Евсей Кузьмич, но того, что заказывали, не нашёл.
– О чём разговор вёл с цивильными? – продолжал допрос Пыжов.
– Кроме как в лавках, ни с кем ни о чём не разговаривал.
– Зачем на Митридатову гору поднимался? – неожиданно спросил фельдфебель, и Тимофеев понял, что кто-то из солдат видел его около дома Волкова и сообщил фельдфебелю.
«Хорошо, что я листовки сдал Денису», – мелькнуло в голове Тимофеева.
– Шорника искал. Каптенармус наказал найти. Надо сбрую для артельной лошади починить и кое-что к ней прикупить. Вот я и зашёл по указанному мне адресу, – бойко ответил солдат.
– Кто тебе этот адрес дал? – допытывался фельдфебель.
– В лавке у грека сказали, я и пошёл, но ничего не нашёл, с пустыми руками вернулся.
– Ты у меня на примете, Тимофеев. Недозволенные разговоры с солдатами ведёшь, про землю и волю… Смотри, как бы тюрьмы спробовать не пришлось, – стращал Пыжов.
Чем больше и подробнее говорил фельдфебель, тем лучше понимал Тимофеев, что он ничего не знает о его подпольной деятельности, а говорит только со слов своих малоосведомлённых доносчиков.
Это успокоило Тимофеева, и он дал подвергнуть себя самому тщательному личному обыску. Фельдфебель приказал раздеться догола и лично перетряхивал одежду, сапоги и портянки.