Семья Звонаревых. Том 1

Жизнь в крепости шла строго размеренным порядком. В восемь часов утра над фортом Тотлебен поднимался красно-синий крепостной флаг, и день вступал в свои права, в казармах начинались занятия. На площадке перед штабом крепости происходил развод караулов, на котором обычно присутствовали или Фирсов, или сам Шредер. В полдень сигнальная пушка, стрелявшая с возвышения около артиллерийского управления, возвещала о наступлении «адмиральского часа». До двух часов длился обеденный перерыв, затем снова шли занятия до пяти часов, когда все расходились по домам и казармам.

В восемь часов вечера снова гремела зоревая пушка, спускался флаг, закрывались до утра ворота, и в крепость можно было попасть только по особым пропускам. На территории крепости появлялись патрули, проверяя документы у всех встречных. Подходить к морю строго воспрещалось, берег охранялся зорко. По всем подъезжавшим ночью с моря к крепости часовые стреляли без предупреждения, если заранее караулу не сообщали о прибытии того или иного судна.

…В один из погожих октябрьских дней через нижние ворота крепости проехало несколько парных экипажей с поднятыми верхами. На облучках рядом с кучерами восседали городовые с револьверами и при шашках. Из экипажей выглядывали жандармы. Эта процессия проследовала прямо в штаб крепости. Здесь их уже ожидал начальник крепостного жандармского управления ротмистр Саблин и человек шесть крепостных жандармов.

Из экипажей вышло пять человек в штатском, среди них одна женщина. Их провели в обособленную комнату штаба. Около двери тотчас расположился жандарм, другой зашёл в сад и сел против окна. Старший конвоя передал Саблину список и документы на доставленных арестованных.

Просмотрев бумаги, ротмистр направился с докладом к Фирсову.

– Итак, мне придётся выступать в новой для меня роли – тюремщика, – поморщился полковник.

– Эти обязанности, прежде всего, возлагаются на меня, господин полковник, – заметил Саблин.

– Но под моим верховным надзором! Тут сказано, – ткнул пальцем в одну из бумаг Фирсов, – что я обязан не реже одного раза в месяц посещать заключённых, следить за правильностью их содержания, выслушивать их жалобы… Предчувствую большие неприятности в связи с этим. Хорошо, хоть охрана заключённых поручается жандармам, а не крепостному караулу.

– Прибывшая женщина больна и требует лечения в госпитале, – доложил старший конвоир.

Фирсов недовольно нахмурился.

– Не успела приехать и уже предъявляет требования. Никакого госпиталя у нас в крепости нет. Есть только полковые околотки.

– По-моему, с этой публикой нечего церемониться. Отправить всех на форт. Больной дадим отдельный каземат. Для лечения пошлём фельдшера, – предложил Саблин.

– Направим к ней Спиртова, пусть посмотрит, что с ней, – решил полковник.

– Так что у неё чахотка. Велено держать особо от других арестантов, – сказал конвоир.

– Ей особое питание нужно, – произнёс Фирсов.

– Этого ещё недоставало! Будем кормить из солдатского котла. Остальное пусть достаёт сама, – презрительно сморщился Саблин.

– Короче, вы предлагаете уморить её голодом. Так я вас понял? – пристально взглянул на него полковник.

– Как её ни корми, она всё равно скоро умрёт. От плохого питания, конечно, скорее. Ну, да это для неё же лучше, – цинично заметил Саблин.

– Может, её отправить в лазарет к Спиртову? – предложил Фирсов.

– Для охраны придётся назначить четырёх солдат и двух жандармов. Игра, как говорится, не стоит свеч, господин полковник, – пояснил ротмистр.

– Дело ваше! – пожал плечами Фирсов.

Саблин всего пять лет работал в жандармерии. Весь 1905 год он служил в московской охранке и приобрёл известный опыт в розыскной работе. Будучи от природы не очень сообразительным, он не блистал собственной инициативой, но зато отличался особой старательностью при исполнении приказов начальства. За это качество он и был направлен на самостоятельную должность в Керченскую крепость.

Прибытие сюда политических заключённых открывало перед ротмистром широкие возможности быстрого продвижения по службе, и он решил использовать эти возможности как можно лучше.

Худощавый и сутуловатый, с жидкими светлыми волосами и потасканным лицом, Саблин производил впечатление пожилого человека, хотя был ещё сравнительно молод – недавно ему стукнуло тридцать лет. Он всюду совал свой нос, выискивая крамолу. Перед начальством Саблин раболепствовал, с подчинёнными держался грубо, надменно. В крепости его не любили, и этому в значительной степени способствовала его жена – сплетница и большая интриганка.

– Не желаете ли, господин полковник, лично познакомиться с доставленными арестантами? – справился Саблин у Фирсова.

– Хорошо, я сейчас подойду, – ответил полковник.

Ротмистр вышел к заключённым, остановился посредине комнаты и, заложив руки за аксельбанты, резким тоном отчеканил: