Связь с Коссачёвой подпольщикам удалось установить раньше, чем они предполагали. Она болела, Держалась при штабе, и для ухода за ней понадобилась женщина. Сначала хотели нанять кого-либо из жандармских жён, проживавших в крепости. Но малая оплата – пять рублей в месяц – и уход за чахоточной никого не привлекали.
Однажды, принеся молоко Фирсовым, Валя как бы невзначай спросила у жены полковника, что за арестантка помещается при штабе крепости.
– Политическая, к тому же тяжелобольная. Никто не хочет ухаживать за ней. Боятся заразы и ответственности. Может, ты, Мотя, возьмёшься? – предложила полковница.
Девушка задумалась, чтобы не выдать своего волнения.
– Много работы-то? – справилась она.
– Да нет, совсем немного: утром убрать комнату, помочь в чём надо больной, постирать бельё, поштопать, принести обед. Весь день и вечер свободны.
– А платят-то сколько?
– Оплата, конечно, невелика – всего пять рублей. Но ведь и они на полу не валяются.
– Спрошу у мужа, разрешит ли, – нерешительно ответила Валя.
На следующий день она согласилась и с запиской от Фирсова направилась к Саблину. Ротмистр подробно расспросил, откуда она родом, где проживала последнее время, потребовал паспорт.
– При муже я, Ваше благородие. В его паспорт и вписана, отдельного паспорта у меня нет, – смущённо бормотала Валя.
– Проверю, узнаю, с твоим мужем поговорю. Быть может, он и не позволит тебе ухаживать за ней! – сказал Саблин.
Вскоре мастеровой Гордеев был вызван в крепостное жандармское управление. Тщательно побритый, в новом костюме, Блохин предстал перед Саблиным.
– Отставной старший унтер-офицер лейб-гвардии Семёновского полка Ерофей Гордеев по вашему приказанию прибыл, – лихо отрапортовал он ротмистру.
– Здравствуй, Гордеев.
– Здравия желаю вашему высокоблагородию! – гаркнул Блохин.
– Твоя жена хочет поступить ко мне на работу надзирательницей при одной арестантке. Ты не возражаешь? – спросил ротмистр.
– Никак нет, вашскородие. При нашей бедности каждый рубль – богатство! – ответил Блохин.
– А ты сам не пошёл бы ко мне в жандармы? Из полка тебе дали прекрасную аттестацию: верный слуга царя и отечества. Положу для начала тридцать рублей в месяц, а затем можно будет и полсотни, – предложил Саблин.
Блохин почесал затылок.
– Боюсь я в жандармы идти! Того и гляди, из-за угла крамольные подстрелят, а у меня молодая жена, ребята будут. Хочется на них поглядеть, порадоваться…
– Ну в надзиратели к арестантам иди! Надзиратель только на службе ходит в форме, а вне службы в штатском.
– Подумать надо, с жинкой посоветоваться, Ваше высокоблагородие.
Через несколько дней Гордеев с женой были зачислены надзирателями при заключённых.
Когда Валя впервые пришла к Коссачёвой, та отнеслась к ней с недоверием.
– Здравствуйте, Лариса Игнатьевна! Назначена я вас обслуживать, помогать в чём надо. Зовут меня Мотей, а фамилия – Гордеева, – представилась девушка узнице.
– Здравствуйте! Кто вас назначил ко мне? – насторожилась Коссачёва.
– Ротмистр Саблин. Пять рублей положил мне в месяц. По бедности своей и согласилась.
Коссачёва испытующе посмотрела на загорелую девушку, на её оцарапанные ноги, обратила внимание на мозолистые руки, широкие и мускулистые. Мотя показалась ей простоватой деревенской девушкой, но веселые и хитроватые глаза её говорили, что она далеко не так проста, как казалось.
– Вы замужняя? – поинтересовалась Коссачёва.
– Что?.. Замужняя… Муженёк у меня в мастерских работал, а теперь тоже в надзиратели к арестантам пошёл, – запнувшись, ответила Валя.
– К арестантам… это значит – к нам, политическим заключённым? Он жандарм?
– Нет… Нет! Он тюремным надзирателем около заключённых, – пояснила Валя.
– Нечего сказать, хорошее супружество – муж и жена тюремщики! – поежилась Коссачёва.
Девушка вспыхнула.
– Нужда заставляет, – вздохнула она, спохватившись. – Как могу, буду вам помогать во всём. Да и жалко мне вас – молодая, красивая, а в тюрьме… и кровью харкаете!
– А твой муженёк такой же сердобольный? – спросила насмешливо Коссачёва.
Валя промолчала.
– Вы, конечно, можете меня не любить, потому как я надзирательница, – наконец сказала она. – Но только я вам добра хочу. И всё вам буду делать, что вы попросите. Только вы уж меня не подводите. Ругайте меня, жалуйтесь ротмистру, будто я вас в строгости держу, тогда господин Саблин будет мною доволен, может, денег прибавит.
Кто-то сильно застучал в дверь. Коссачёва вздрогнула и недовольно окликнула:
– Кто это там ломится?
– Ротмистр Саблин! – послышалось из-за двери.
– Подождите, я не одета, – ответила узница, продолжая сидеть у окна.
Валя удивленно смотрела на Коссачёву, так бесстрашно дурачившую жандарма. Стук повторился.
– Дайте же мне привести себя в порядок! – бросила Коссачёва.
Но Саблин уже потерял терпение. Взбешенный задержкой, он рванул и широко распахнул дверь.
– Марш отсюда! – скомандовал он Вале и обернулся к заключённой. – Запомните, я не намерен торчать под вашей дверью по часу. Это невежливо с вашей стороны.