– Чего истерики закатываете? – презрительно спросил его штабс-капитан. – Ещё подумают, что вас калёным железом жгут.
– Разрешите идти, вашбродие? – жалобно попросил Пыжов.
– Погодите! – задержал его Борейко и обернулся к Савельеву: – Передайте дежурному по роте, чтобы выделил двух солдат с винтовками и отправил подпрапорщика на гауптвахту.
– Вашбродь, не срамите меня перед всей крепостью, – взмолился Пыжов.
– Молчать! Отправитесь на гауптвахту под караулом!
Тимофеев, попавший в конвоиры, не без удовольствия скомандовал Пыжову:
– Смирно! Шагом марш! По сторонам не смотреть!
Когда фельдфебеля увели, Борейко вызвал к себе офицеров. Сообщив им об обнаруженной Пыжовым листовке, он приказал немедленно произвести тщательный обыск всего помещения роты.
Не замедлил явиться и ротмистр Саблин с шестью жандармами.
– Здравия желаю, господин штабс-капитан! Прибыл со своими архангелами для производства обыска в помещении, занимаемом вашей ротой. Вам уже, конечно, доложили об этой находке? – и Саблин протянул листовку и предписание о производстве обыска за подписью командира батальона. Взглянув на листовку, Борейко сразу понял, что она была не из тех, которые взял Тимофеев у Блохина. Штабс-капитан успокоился.
– Разрешить производство обыска в роте может лишь лицо, пользующееся правами командира отдельной части. У Юрковского нет таких прав, поэтому я не подчиняюсь его распоряжению и сейчас сообщу обо всем полковнику Суетнёву, – заявил Борейко.
Он тут же вызвал по телефону кабинет командира артиллерии. Трубку взял сам Суетнёв. Штабс-капитан доложил ему о случившемся. Полковник приказал Борейко и Саблину явиться в управление артиллерии.
– Я Суетнёву не подчинён и к нему не пойду, – заупрямился ротмистр.
Борейко передал его ответ полковнику, а минуту спустя Саблина вызвал к телефону начальник штаба крепости и подтвердил приказание Суетнёва. Саблин вынужден был подчиниться.
В это время в экипаже подъехал Юрковский. Суетнёв и его вызвал к себе, приказав заехать за Борейко. Подполковник был зол на Саблина, на Борейко и на самого себя за допущенную им ошибку. Явно труся перед предстоящей встречей с Суетнёвым, он сказал недовольно Борейко:
– Заварили вы кашу, Борис Дмитриевич. Командир рвёт и мечет. Будет неприятность и мне, и вам.
Суетнёв встретил офицеров строго официально, приказал Борейко коротко доложить обо всём. Затем выслушал Юрковского и, наконец, Саблина. Слушая их, он что-то записывал в блокнот.
Юрковский здесь же получил выговор за то, что дал разрешение жандармам на обыск без ведома командира артиллерии.
– В случае повторения подобного безобразия буду представлять к увольнению от службы без мундира и пенсии, – пригрозил ему полковник.
Обернувшись к Саблину, он сказал с подчёркнутой резкостью:
– Оказывается, ротмистр, вы ко всему ещё и большой нахал. Вас требует к себе старший в чине и по занимаемой должности, а вы смеете не являться!
– Просил бы вас, господин полковник, выбирать ваши выражения! – вспыхнул ротмистр. – Повторяю, я не подчинён вам!
– Молчать, ротмистр, когда я делаю вам замечание! Отправляйтесь сейчас же в штаб крепости и доложите о вашей наглости. Марш! – прикрикнул Суетнёв.
Саблин, сразу подтянувшись, по-уставному повернулся и вышел.
Полковник взглянул на Борейко.
– Что у вас произошло с подпрапорщиком Пыжовым? Только что я получил от него длинный рапорт.
Борейко доложил о разговоре с фельдфебелем.
– Но Пыжов жалуется, что вы его таскали за бороду.
– Это выдумка, – коротко ответил Борейко.
– Свидетели вашего разговора были?
– Никак нет, господин полковник.
– За враньё посажу этого старого прохвоста на две недели на гауптвахту.
– Я прошу совсем убрать Пыжова из моей роты.
– Подайте об этом рапорт по команде, – распорядился Суетнёв. С минуту он молча прохаживался по комнате, затем, как бы рассуждая вслух, промолвил: – Вполне возможно, что Пыжов сам всё подстроил с листовкой.
Если так, то его надо немедленно уволить и выслать из крепости, чтобы он здесь не пакостил.
Вернувшись в роту, Борейко узнал, что обыск оказался безрезультатным. Но Саблин не унимался. Настрочив пространный рапорт с жалобой на Суетнёва, он вручил его коменданту крепости. Шредер приказал Фирсову разобрать дело. В результате Саблин получил выговор и от коменданта с указанием усилить в крепости надзор за солдатами. Снова началась полоса обысков. Но о подземельях форта Тотлебен ротмистр не подумал.
Обыски в казармах ничего не дали, а на следующую ночь листовки снова были расклеены во многих местах крепости: около казематов, на батареях, складах. Десятка два листовок подобрали на дорогах ночные патрули.
Саблин буквально с ног сбился в поисках распространителей прокламаций. Почти все жандармы были ежедневно заняты производством обысков в различных помещениях крепости, но найти ничего не удавалось. А листовки появлялись снова то в одном, то в другом месте.
На эту безуспешную борьбу с распространением листовок уходили силы и время Саблина. О заключённых он думал всё меньше и меньше. Они в свою очередь старались ничем о себе не напоминать.