Семья Звонаревых. Том 1

– Как бывший начальник Квантунской артиллерии всегда с чувством огромного уважения вспоминаю о блестящих действиях подчинённых мне тогда моряков-артиллеристов, – сказал он почтительно. – Офицеры и матросы заслужили общее восхищение своей точной, меткой и выдержанной стрельбой, а главное – умением необычайно быстро ориентироваться в совершенно им незнакомой обстановке сухопутного крепостного боя.

– К сожалению, лишь отдельные сухопутные начальники обладают столь здравым взглядом на вещи, – огорченно вздохнул Григорович. – Большинство злорадно поддакивает злобному улюлюканью нашей печати… А она вот уже третий год подряд обливает моряков грязными помоями.

– Вспомните надпись на медали за японскую войну: «Да вознесет вас господь в своё время!» Я твёрдо верю, что пройдут года, десятилетия, полвека, но найдётся человек, который правдиво и беспристрастно расскажет русскому народу о героической порт-артурской эпопее. И тогда наши потомки с гордостью будут вспоминать об артурских моряках и армейцах и с благоговением произносить их имена, – взволнованно проговорил Белый.

– Вы правы, Василий Фёдорович! – подтвердил Григорович. – Время – лучший судья. Оно судит беспристрастно и нелицемерно, каждому воздавая по его делам.

Звонок возвестил о конце перерыва. Все стали расходиться: кто в зал заседания, кто в свидетельскую комнату, а кто и домой. В числе их были Звонарёвы и Борейко.

Глава 15

Судебная машина, спотыкаясь на каждом шагу, всё же подвигалась к концу дела. Как ни старалась защита обелить обвиняемых, так велики и очевидны были их проступки, что замазать все преступления предателей не представлялось возможным. Помимо воли Верховного суда с каждым заседанием делалось всё яснее и понятнее, что главные виновники сдачи Порт-Артура находились вне стен суда, что вместе со Стесселем и его подручными на скамью подсудимых должны были попасть военный и морской министры, не обеспечившие боеспособность Артурской крепости, а также министры финансов и иностранных дел, задержавшие отпуск средств на сооружение крепостных фортов и строительство великого Сибирского пути и тем лишившие возможности завоза необходимого продовольствия и боеприпасов в Порт-Артур. В измене и предательстве был замешан ряд великих князей во главе с самим царём, которые вместе с придворной камарильей, помещиками и капиталистами мечтали о лёгкой наживе и огромных прибылях на Дальнем Востоке, в «жёлтой России», и из своих корыстных целей умышленно развязали войну с Японией.

Но кто посмел бы обвинить правящую династию в столь тяжких грехах?! Чтобы успокоить общественное мнение и укрепить престиж монарха, на одном из секретных заседаний во дворце решено было выдать с головою Стесселя на суд и расправу, свалив на него всю вину за неудачный исход войны.

– Чернь жаждет крови, дадим же её черни! – бросил тогда крылатую фразу царский министр граф Витте, именуемый в обществе Полусахалинским за отдачу японцам по Портсмутскому миру половины острова Сахалин.

Дошла очередь до свидетельских показаний Звонарёва. Борейко должен был выступать несколько позже Енджеевского.

– Как известно, под Цзинджоу вела наступательные бои третья японская армия генерала Оку, – спокойно начал Звонарёв. – С нашей стороны ей противостоял всего лишь один пятый сибирский стрелковый полк. Что вам сказать о позициях полка? Только то, что они были преступно плохо разработаны, преступно плохо подготовлены…

– Прошу вас выбирать выражения, – предупредил Звонарёва председатель суда.

– Окопы были мелкие, оплетены всего-навсего двумя рядами простой проволоки… Не лучше обстояло дело и у нас, у артиллеристов. Артиллерия стояла на открытых позициях. Пушки выстроились, как на параде. Японцы без труда, с двух-трёх залпов вывели их из строя, перебили и перекалечили прислугу. И всё это почему? Да потому, что наши генералы и слушать не хотели о закрытых позициях. «Позор, видите ли, русскому солдату прятаться от японских пушек». Вот что они говорили. Им было всё равно, что почти весь полк лёг под Цзинджоу… Погибли русские солдаты и офицеры, как герои, как храбрецы… Не в пример их трусливым генералам. – Звонарёв проговорил это, смотря в глаза генералу Фоку[29].

– Я вам делаю второе предупреждение. В случае повторения оскорбительных выражений лишу вас слова, – возмутился председатель суда.

…Звонарёв вспомнил то страшное время, бой под Цзинджоу. Против целой армии один полк! Почти без артиллерии, без пулемётов! Разве можно было принимать в расчёт устаревшие трофейные китайские пушки! Когда он на взмыленном коне прискакал в штаб Фока с донесением от полковника Третьякова: «Положение катастрофически трудное. Требуется помощь…» – что тогда ответил Фок?

Увидев, что генерал Надеин распорядился немедленно отправить в полк батарею, Фок отменил этот приказ, грубо, площадно изругал полковника Третьякова. «Помощи ему не будет, – заявил он. – Пусть сам как хочет, так и справляется с атаками».

– Имелись ли в распоряжении генерала Фока свежие части? – спросил прокурор.