– По распоряжению Стесселя было вывезено в Маньчжурию несколько составов со снарядами и продовольствием, что, конечно, ослабило обороноспособность крепости…
Стессель вскакивает со своего места, размахивает руками и кричит:
– Ложь, всё это ложь! Не я отправлял снаряды и продовольствие, а мне было приказано это сделать наместником – адмиралом Алексеевым. Он виновен, а не я…
В зале снова шум, выкрики: «Алексееву место рядом со Стесселем!» Председатель звонит. Прокурор ждёт наступления тишины.
– Адмирал Алексеев категорически отрицает этот факт. У вас было предписание от наместника об отправке эшелонов?
– Приказание было отдано на словах, и я его выполнил, – объясняет Стессель.
Перекрёстный допрос помог выяснить поистине варварское отношение Стесселя к китайскому населению Порт-Артура. Он необоснованно обвинял китайцев в шпионаже, казнил их без суда и следствия, в то время как они оказывали защитникам крепости неоценимую помощь. По сути дела связь осаждённого Порт-Артура с внешним миром, и в частности с армией Куропаткина, поддерживалась благодаря китайцам, которые, рискуя жизнью, на утлых джонках умудрялись прорываться по морю к Чифу.
Не раз проникая в тыл к японцам, китайские разведчики указывали затем русским артиллеристам места расположений вражеских осадных батарей, особенно одиннадцатидюймовых гаубиц и мортир. Подавление огня этих батарей было вопросом жизни и смерти для крепости, так как все её форты и укрепления были рассчитаны только на снаряды шестидюймового калибра.
Большую помощь могли бы получить портартурцы и от китайских рыбаков, которые неоднократно предлагали организовать лов рыбы в районе крепости. Стессель, однако, остался верен себе. Он приказал уничтожить все лодки, принадлежавшие китайцам, и этим обрёк гарнизон и население Порт-Артура на голод.
Словом, Стессель и его приспешники сделали всё, чтобы восстановить китайцев против русской армии, и теперь не могли найти никакого оправдания своим действиям…
– Так. У меня вопросов больше нет. Виновность генерала Стесселя очевидна, – заканчивает прокурор.
Но тут поднимается председатель суда и обращается к Стесселю:
– Быть может, вы дадите объяснения по вопросам прокуратуры на следующем заседании суда?
– Конечно, я разоблачу все эти козни моих врагов и, прежде всего, генерала Смирнова, – резко отвечает Стессель.
– Суд не интересуется сейчас вашими личными отношениями с генералом Смирновым, – останавливает его председатель суда. – Ввиду позднего времени объявляю заседание суда закрытым.
Председатель суда снял орла с зерцала, и судьи удалились. Публика стала расходиться, громко обмениваясь впечатлениями о заседании.
Так медлительная и ржавая, как само царское самодержавие, судебная машина, скрипя и запинаясь на каждом шагу, сдвинулась с места после полуторагодичного предварительного следствия.
Варя с мужем заторопились домой, лишь на минуту подойдя поздороваться к Белому. Утомлённый генерал тоже спешил к себе в гостиницу отдохнуть.
– Я сюда больше не ходок! Предателей оправдают, а всю вину на русского солдата свалят, хотя только он один по-настоящему защищал Артур, – проговорил, уходя, Блохин.
Глава 14
Суд длился уже около месяца, но продолжительным словопрениям не было видно ни конца ни края. Стессель вызывал всё новых и новых свидетелей в свою защиту. Суд шёл ему навстречу, отказывая в вызове свидетелей обвинения.
Кое-кто из генералов-судей успел за это время благополучно умереть, двух стариков разбил паралич на почве переутомления, вызванного длительными судебными заседаниями. Состав суда приходилось пополнять новыми членами. Последние не были в курсе дела, и поэтому заседания приходилось назначать реже, чтобы дать возможность новым судьям ознакомиться с материалами предыдущих заседаний.
Звонарёвы, Борейко и Енджеевские ходили на заседания суда от случая к случаю. Публики было уже не так много, как раньше, но заинтересованные лица неизменно находились в зале суда.
В переднем ряду по-прежнему сидела Вера Алексеевна Стессель. За последнее время она сильно похудела и постарела: лицо покрылось сетью мелких морщин, в волосах прибавилось седины. Но с её тонких губ не сходила неприятная, злая улыбка, а глаза, обведённые синевой, смотрели на окружающих с нескрываемой ненавистью и презрением.
Около неё почти всё время стоял сын в парадной гвардейской форме с малиновым лацканом на расшитом серебром и золотом мундире. Поручик был очень похож на мать: такие же, как у неё, мелкие черты лица, тонкие губы. Молодой офицер предупредительно раскланивался со знакомыми и сообщал матери их имена. Руся в тяжёлом бархатном платье с длинным шлейфом и пышной причёской занимала место рядом со свекровью и почти беспрерывно утирала кружевным платком заплаканные глаза.
Однажды во время перерыва к Вере Алексеевне подошёл генерал Никитин[24]
. Он, как всегда, был навеселе и оживленно заговорил с опальной генеральшей: