Семья Звонаревых. Том 1

– По доброте своей Анатолий Михайлович в беду попал! Ну скажите, что ему стоило в Артуре перевешать всех своих врагов и, прежде всего, моряков? Не вышел Вирен[25] в море – на Казачьем плацу вздёрни! Не отдал Григорович[26]необходимый провиант – вздёрни и его! Некому было бы теперь против Анатолия Михайловича выступать. А сейчас даже этот щелкопёр Ножин[27], что писал пасквиль на Артур и артурцев, в трёх томах собрал всякие сплетни и грязь, и тот осмеливается обвинять Анатолия Михайловича бог знает в чём! В Артуре вздёрнуть его было плёвое дело. Никто о нём сегодня бы и не вспомнил!

– Вся беда в том, что Анатоль боялся разгневать Петербург, – с явным сожалением промолвила Вера Алексеевна.

– Выпил бы водочки или коньячку, и все страхи рассеялись бы как дым, – полупьяно бубнил Никитин, повышая постепенно голос. – Водка русскому человеку, кроме пользы, никогда ничего не приносила! А то всего боялся ваш Анатоль: моряков поприжать, Ножина вздёрнуть и на передовые позиции ездить. Пуще же всего боялся он вас самой, матушка Вера Алексеевна! И всё потому, что был трезвенник! Выпил бы стопку, не только на передовые форты поехал бы, а сам в атаку повёл стрелков. Да и дома почувствовал бы себя настоящим хозяином, а не бабьим прихвостнем.

Слушая его, Вера Алексеевна то бледнела, то краснела от стыда и возмущения. К громким словам Никитина уже прислушивались в зале. Многие не стесняясь высказывали свои нелестные замечания по адресу мадам Стессель и её собеседника. Наконец, молодой Стессель догадался пригласить генерала в буфет, на рюмку коньяку.

– Пойдем, Саша, пойдём! Будь умнее своего отца и помни: кто пьян да умён, два угодия в нём! Но пей – ума не пропивай, знай меру, – громко поучал молодого офицера Никитин.

– Какой ужас! – закрыла лицо рукой Вера Алексеевна. – Бывал у нас в доме, считался лучшим другом мужа, а теперь не стесняется публично поносить его. За что такое тяжкое наказание?

В это время в зал ввели под руки совсем уже одряхлевшего Надеина[28]. Он был в мундире, увешанном звёздами, лентами и крестами. При каждом шаге его голова тряслась от слабости, подгибались ноги. С трудом два адъютанта довели его до предназначенного ему кресла. Отдуваясь, как после тяжкой работы, старик вытер платком лоб и шею и огляделся вокруг. Заметив жену Стесселя, он попытался встать, неуклюже поклонился ей и зашамкал во всеуслышание:

– Покарал гошподь бог Анатолия Михайловича за великую его гордыню! Шовсем забыл он в Артуре о своём меньшом брате-страстотерпце – рушком шолдатике. Ни ражу не побывал на фортах и передовых линиях. Гошподь-то всё видит, да не скоро скажет. Весь народ ополчился против Анатолия Михайловича. Не миновать ему теперь шмертной кажни жа ждачу Артура. Принял бы он перед шмертью чин ангельский, поштригся в монахи и в раю успокоился бы перед ликом всевышнего шудьи.

– Господь с вами, Митрофан Александрович, да за что же казнить Анатолия? – напугано всплеснула руками Вера Алексеевна.

– За вше его великие прегрешения, за великую гордыню его перед народом, – наставительно проговорил генерал. – Царь Пётр ему наверняка отрубил бы голову.

Мадам Стессель зарыдала.

– Плачь, плачь, матушка, слежами горе выходит! – утешал её Надеин.

Руся побежала за водой. Возвращаясь, она увидела, как в зал входили Звонарёвы, и сообщила об этом Вере Алексеевне.

– Позови ко мне Варю и её мужа, – попросила та. – Он ведь свидетель по делу и показывает против Анатолия Михайловича. Мне обязательно нужно с ними поговорить.

Руся направилась к сестре, сидевшей в глубине зала. Пробираться туда было нелегко. Варя встретила сестру без всякой радости и, выслушав просьбу её свекрови, уже хотела ответить отказом, когда увидела, что к ней идёт сама Вера Алексеевна. Избежать встречи было уже невозможно. Скрепя сердце Варя подошла к генеральше.

– Милая Варенька! Если бы ты знала, как ты возмужала и похорошела, – запела Вера Алексеевна, заключая Звонарёву в свои объятия. – С твоей стороны просто нехорошо забывать нас.

– Я учусь в медицинском институте и очень занята, – сухо ответила Варя, освобождаясь от объятий.

– Приходи в первый ряд, мне надо поговорить с тобой и твоим мужем, – настаивала Стессель.

– Я здесь со знакомыми, и мне неудобно их покидать, – отказалась Варя.

– Вижу. Это, кажется, мосье Борейко, а с ним бывшие учительницы из Пушкинской школы. Они даже не хотят со мной поздороваться, – презрительно скривила губы генеральша.

– Насколько я знаю, в Артуре вы не водили с ними знакомства, – колко напомнила Варя.

– Все, кто был в Артуре, теперь отворачиваются от нас, а тогда заискивали и лебезили перед нами, – вздохнула Вера Алексеевна.

– Учительницы никогда ни перед кем не лебезили, – резко возразила Варя.

– Ты по-прежнему дерзка, Варя! Чувствуется тлетворное влияние всё этих же, с позволения сказать, учительниц, – недовольно поморщилась генеральша.

– Что вам от меня надо? – раздраженно спросила Варя.