Семья Звонаревых. Том 1

– Все рабочие дела – мои дела. Сегодня тронут одного, завтра другого, а там и до меня очередь дойдёт. Надо всем крепко стоять друг за друга – начальство посмирнее будет, побоится иной раз нашего брата обижать, – убеждённо ответил Блохин.

– Правильно, Филя, – поддержал Блохина Борейко. – В единении – главное оружие рабочих в борьбе за свои права…

– О, да ты, Боря, никак Маркса читаешь? – воскликнул удивлённо Звонарёв.

– Не я, Оленька, – указал Борейко на жену, – этими делами занимается. Ну и меня кое-когда просвещает.

– Очень даже полезное чтение, – сказал Блохин. – Будто пелена с глаз спадает, и всё видишь по-иному… Жаль, грамотей из меня больно жидковат, – сокрушённо вздохнул он.

– Учиться надо, Филипп Иванович, – посоветовала Енджеевская. – Большой вышел бы из вас человек, если дать вам образование. Жаль, что вы от нас далеко живёте. Я взялась бы подготовить вас для экзамена экстерном хотя бы сначала за четыре класса, а затем и за полный курс реального училища.

– Что надо, то надо, Елена Фёдоровна! – согласился Блохин. – Но нет у рабочего человека времени на учение. За десять, а то и за двенадцать часов работы так измотаешься, что и свет не мил. Ну и к тому же царь-батюшка на всех дорогах к заводу кабаки настроил, а школы во всём рабочем районе и в помине нет. Однако учиться буду, непременно буду.

– Тёмных и необразованных людей куда легче обманывать и дурачить, – сказал Енджеевский.

После скромного обеда стали собираться на вокзал. Первыми уезжали Енджеевские с Варшавского вокзала, за ними двумя часами позже с Николаевского должны были ехать Борейко. Блохин вместе со всеми отправился провожать отъезжающих.

Тепло проводили Енджеевских. Обещались подробно писать друг другу о своих делах. Лёля пригласила всех на лето к себе в Польшу.

Ещё теплее простились с Борейко.

– Помни, Филя, какая бы беда ни стряслась у тебя, я всегда готов помочь, чем только можно, – пообещал Блохину штабс-капитан.

– У вас есть верные друзья в Батуме, на которых вы всегда можете рассчитывать в трудную минуту жизни, – добавила Ольга Семёновна, крепко пожимая его руку.

– Ну, и на меня можете рассчитывать в любую минуту, – с чувством проговорил Блохин.

– Спасибо на добром слове! Того и гляди могут и меня выгнать со службы за неугодный начальству образ мыслей. На завод рабочим пойду. Поработаем вместе, – улыбнулся Борейко.

– А что ж, Борис Дмитриевич, и поработаем, – бодро откликнулся Блохин. – Чай, не впервой нам плечом к плечу. Помните, как бывало в Артуре, на Утёсе?

– Ещё бы не помнить! – воскликнул Борейко и обнял на прощание своего боевого друга.

5 марта 1908 года было объявлено о царской конфирмации приговора по делу Стесселя. Генерал был лишен чинов, орденов и присуждён к десяти годам заключения в крепости. Не найдя в его действиях ничего порочащего, царь оставил его в дворянском сословии.

Остальные подсудимые были полностью оправданы, однако по «домашним обстоятельствам» их вскоре уволили со службы, без сохранения мундиров, но с пенсией.

7 марта, в десять часов утра, дворянин Стессель был заключён в Екатерининской куртине Петропавловской крепости. О его камере в газетах писалось следующее:

«Сухая, светлая, высокая комната в два зарешечённых окна, площадью в 60 кв. арш. (32 кв. метра). В ней имеются пружинная кровать, стол, стулья, шкаф, диван, кресло и зеркало. Последние предметы с особого разрешения его величества».

Встретив как-то на Невском проспекте Русю, Варя узнала от неё о режиме содержания Стесселя в заключении. Обед ему приносили из офицерского собрания крепости. Вера Алексеевна бывала у него каждый день, а по праздникам его навещали родственники и знакомые. Стессель взялся писать книгу «Ответ моим врагам».

Ему разрешалось гулять по внутреннему двору крепости без ограничения времени. Обещали к нему в камеру провести телефон, а Вера Алексеевна хлопотала о разрешении мужу раз в месяц отлучаться домой.

– Пожалуй, за ним закрепят постоянную ложу в опере или в Александринке, – пошутил Звонарёв.

– Вполне возможно, – подтвердила Варя. – Уже хлопочут о сохранении ему половины пенсии. Если это удастся, то он получит триста рублей в месяц, – больше, чем ты.

– Оказывается, лучше быть осуждённым генералом, чем порядочным инженером, – мрачно сказал Звонарёв.

Часть вторая

Глава 1

Варя перешла на четвёртый курс медицинского института. Лето 1908 года семья Звонарёвых проводила на даче под Петербургом – на реке Оредеж. И Варя, и дети окрепли, поправились. Вася почернел, как арапчонок, вытянулся и заговорил петушиным голосом, а маленькая Надюша совершенно отвыкла от комнат и целыми днями бегала на дворе. Голубоглазая и медлительная в отца, она унаследовала и его спокойный характер. Почти никогда не плакала, не капризничала и только тяжко вздыхала при огорчениях.

Каждую субботу на воскресенье из Петербурга на дачу наезжал Сергей Владимирович.

Уже в конце лета Варе удалось уговорить Шуру Блохину приехать с мальчиком на несколько дней в Оредеж.