Воронин сызмальства работал на заводах, военную службу отбывал в гвардейском саперном батальоне. За участие в солдатских сходках он привлекался к ответственности, но был оправдан. После службы поступил на завод токарем по металлу. На его гвардейскую выправку и подтянутость обратило внимание начальство. Хорошо грамотный, трезвый и исполнительный, он быстро завоевал доверие начальника цеха капитана Быстреева и стал мастером. Первое время к нему, как к унтер-офицеру царской гвардии, рабочие относились с недоверием, но постепенно это недоверие рассеивалось.
Весёлым нравом и справедливым отношением к своим подчинённым Воронин расположил к себе людей, и только один Никифоров относился к нему сдержанно и недоверчиво.
Начальник механического цеха капитан Быстреев, лысый, худощавый, почти весь рабочий день сидел в своей конторке, пил чай, разговаривал по телефону и, позёвывая, «подмахивал» всякого рода бумажки, поступавшие от мастеров и счетоводов. Появлялся он в цехе редко, больше для того, чтобы размяться после длительного сидения на стуле. С работой цеха он знакомился по докладам мастеров, так как сам мало понимал в производстве и не любил разговаривать с рабочими.
Увидев впервые Блохина, капитан сразу обратил внимание на его угрюмо-сосредоточенное выражение лица.
– Что такой хмурый? – развязно справился он, хотя обычно ни о чём, кроме служебных дел, с мастерами не разговаривал.
– Тёща околела, – буркнул в ответ Блохин первое, что пришло ему в голову.
– Радоваться надо, что избавился от этого вредного элемента! – пошутил Быстреев.
– Оно-то, конечно, так, – охотно согласился Блохин. – Да вот беда – жена ревёт, дети плачут.
– Сколько у тебя детей? – справился капитан.
– Трое. Ртов много, а заработка нет, – сокрушённо бросил Блохин.
– Ничего, осмотришься, найдёшь где приработать, – намекнул Быстреев. – Только смотри, чтобы на тебя не жаловались на это самое, – предупредил он и выразительно потёр большим пальцем об указательный.
– Взяток не беру! – покачал головой Блохин.
– И дурак! Кто же у нас их не берёт? Если хочешь знать, всё на этом самом держится, – поучительно добавил Быстреев.
– Что правда, то правда, вашскородие! Всё у нас на взятке построено, нигде до правды-истины не доберёшься, – сразу повеселел Блохин, попав на хорошо знакомую ему тему разговора.
– Ты насчёт правды-истины среди рабочих не очень-то распространяйся! Они и так твёрдо убеждены, что мы все их обсчитываем и обкрадываем.
– Совершенную правду изволили сказать, вашскородие, – не замедлил согласиться Блохин, хитро улыбаясь.
На этом и окончилось первое знакомство Блохина с начальником цеха.
Новый мастер довольно быстро ознакомился с находящимся в его ведении оборудованием, с рабочими и порядками в цехе. Стало известно, что Блохин был уволен с прежнего места работы из-за столкновений с администрацией. Это сразу расположило к нему рабочих.
Как-то к Блохину подошёл токарь Фомин, худощавый брюнет с длинным смуглым лицом, и, лукаво прищурив свои голубоватые глаза, спросил весело:
– Говорят, вы, господин мастер, большой вояка?
– Бывало, – не заподозрив никакого подвоха, ответил Блохин. – С япошкой в Артуре воевал.
– А больше ни с кем драться не приходилось? – уже тише спросил Фомин. – Ну как бы вам сказать… с местным… японцем, здесь?..
– К чему это ты, а? – насторожился Блохин.
– Да так! Разные, значит, бывают мастера! – уклончиво ответил Фомин. – Не все по одной колодке деланы…
– То есть? – подозрительно уставился на него Блохин.
Фомин доверчиво подмигнул:
– Кто по хозяйской, а кто по рабочей…
– Ишь ты куда гнёшь, – уже веселее сказал Блохин и, подкрутив усы, добавил: – Признаться, хозяйская колодка тесновата мне, ногу от неё больно жмёт!
– Я так и знал, – улыбнулся Фомин. – Рад, что не ошибся в тебе, – переходя на «ты», заключил он и кивнул дружески. – Мы ещё не раз, Филипп Иванович, потолкуем.
Вскоре этот разговор стал известен многим рабочим механического цеха. И Блохин почувствовал, как исчезла стена недоверия, отделяющая обычно мастера и рабочего. Зато Воронин и Никифоров начали смотреть на него косо.
– Что ты, Филипп Иванович, к рабочим подлаживаться начинаешь, – упрекнул его Никифоров. – Боишься, что ли, чтобы тебя на тачке из цеха не вывезли? Напрасно ты доверяешься им.
– Пока бог миловал! Других вывозить приходилось, а самому в этой карете ездить ещё не довелось, – ответил Блохин.
– Для них ты всё одно господский прихвостень. В лицо улыбаются, а за глаза честят на чём свет стоит.
Воронин только хмурился, но молчал. Впрочем, ни он, ни Никифоров до поры до времени не жаловались Быстрееву на панибратство нового мастера с рабочими.
Глава 2
В конце смены к Блохину подошёл низенький, хилый рабочий в рваной, промасленной куртке и, гневно насупив мохнатые брови, проговорил громко – так, чтобы слышали другие рабочие:
– Выслуживаетесь, Филипп Иванович? Последние крохи у нашего брата отнимаете. Вот, поглядите, – распахнул он куртку, под которой было голое тело, – даже рубахи нет, а вы…
– Ты не ори, а толком объясни. Чего тебе надо? – строго проговорил Блохин.