Семья Звонаревых. Том 1

– О пенсии говорить не приходится, – заявил он Звонарёву. – Пострадавший работает у нас всего-навсего четыре года. Пенсия же – двенадцать рублей в месяц – даётся после двадцатипятилетней службы, да и то каждый раз с особого разрешения начальника Главного артиллерийского управления, только при полной потере трудоспособности. Рублей пять в качестве единовременного пособия, пожалуй, и можно было бы выдать, но господин Майдель не пойдёт на это из-за принципа. Он считает, что во всем виноват сам рабочий. – Поразмыслив с минуту, он предложил: – Давайте-ка лучше соберём между собой кто сколько может. По десятке, по пятерке – и получится сносно…

– А почему нельзя применить в данном случае существующий закон о страховании рабочих от несчастных случаев? – спросил Звонарёв.

– Временные правила, а не закон, – уточнил Тихменёв. – Пользоваться этими правилами только рекомендуется, а не приказывается. Ну а кроме того, для установления факта получения рабочим травмы на производстве не по его вине надо вызывать фабрично-заводского инспектора. Вам не приходилось сталкиваться с этими субчиками? За бутылку вина любой из них напишет всё, что угодно начальнику. – Полковник криво усмехнулся. – В наших условиях обязательное страхование – это «бессмысленные мечтания», как говорится в каком-то царском манифесте.

Звонарёву ничего не осталось делать, как взять предложенные деньги и уйти.

– Да, вот она, наша рабочая житуха, – угрюмо промолвил Блохин, когда Звонарёв познакомил его с ответом полковника Тихменёва. – Калечат, потом, как собак, на улицу вышвыривают.

Сергей Владимирович посоветовал ему обратиться ещё к фабричному инспектору, но Блохин только длинно выругался и сплюнул.

– Знаем мы этих хозяйских блюдолизов.

Глава 3

Мусор из цехов вывозили на тачках женщины-уборщицы. Работа эта была тяжёлая и часто непосильная для женщин, особенно для беременных.

Но администрация завода с этим не считалась. Только за несколько дней до родов женщин ставили на более лёгкую работу. Никаких отпусков по беременности не полагалось.

Однажды в начале утренней смены в механическом цехе случилось несчастье с одной из уборщиц. Вывозя на тачке мусор, она споткнулась, упала и тяжело ушиблась животом. Произошли преждевременные роды. В тяжёлом состоянии её отправили в больницу, где она вскоре скончалась. Погиб и ребёнок.

Это событие с особой силой взбудоражило весь завод. Рабочие механического цеха первые бросили работу и потребовали к себе Быстреева. Перепуганный капитан сначала отказался было выйти к ним, но Блохин заверил его, что рабочие не собираются прибегать к насилию.

– Идите, идите, вашскородие, разозлятся – хуже будет, – нагонял страх и Никифоров. – Сюда, в контору, могут ворваться.

– Ворвутся – убьют наверняка. Выйду – разорвут на части, – бормотал побледневшими губами капитан.

После долгих колебаний он надел на лысеющую голову фуражку, перекрестился и направился в цех, где в проходе меж станков грозно гудели рабочие.

– Здравствуйте, господа! Что вам от меня надо? – заискивающе, дрожащим голосом спросил, подходя к ним, Быстреев.

Вперёд вышел Фомин.

– Дозвольте узнать, вашскородие, – долго ли у нас будут калечить и убивать рабочих и работниц?

Капитан пожал плечами, ответил, запинаясь:

– По-моему, никакого злого умысла со стороны администрации нет, ну а несчастные случаи всегда возможны…

– А вы сделайте так, чтобы такие случаи не были возможны, – громко выкрикнул кто-то в глубине цеха.

– Правильно! – дружно поддержали десятки голосов.

– Ставьте ограждения!

– Думаете за гроши всю душу нам вымотать и калеками по миру пустить?

– Доложу начальнику арсенала, как он прикажет, так и сделаю, – пообещал Быстреев.

– И насчёт охраны женского труда доложите! – напомнил Фомин. – Убили женщину, так отвечайте за её смерть.

– Кто её убивал? Я-то при чём? – вскрикнул капитан.

– Зачем юлить-то, вашскородие? – хмуро спросил начальника цеха Блохин. – Я же слышал, как уборщица просилась у вас домой, говорила, что ей рожать скоро. А вы что ей ответили? Деревенские, мол, бабы на поле рожают, и ты у станка родить можешь! Вот она и родила раньше времени.

– И ты заодно с ними? – метнул свирепым взглядом в сторону Блохина Быстреев. – Хорош мастер, нечего сказать!

– Правду я люблю, вашскородие.

– Так как же насчёт охраны женского труда? – повторил вопрос Фомин.

– Доложу генералу! – кивнул капитан.

– И про отпуска доложите, – прогудел чей-то мужской бас.

Вслед за ним понеслось:

– …про страхование по несчастным случаям…

– …об оплате прогулов по болезни…

– …про восьмичасовой рабочий день…

Быстреев едва успевал записывать требования рабочих, а они, как в канун 1905 года, выкрикивали:

– Освободить политических!

– Отменить третьеиюньский закон о выборах!

– Давайте свободу слова, печати, собраний!

Каждый политический лозунг получал дружное одобрение всего цеха.

– Зачем политику сюда мешаете? – попытался было «образумить» рабочих Воронин, но его никто не послушал.

– Не крохи с хозяйского стола, а свободу нам давай! – оборвали его негодующие.