Семья Звонаревых. Том 1

– Варенька, вы напрасно обижаетесь на меня, – тихо промолвила Блюмфельд. – Если меня исключат из института, я никуда больше не смогу поступить, и мечта, моя единственная надежда стать врачом будет убита. У вас же есть всё – и семья, и обеспеченность, и общественное положение. Ваше пребывание в институте является лишь своего рода развлечением…

– По-вашему, я прихожу сюда развлекаться, а не работать? Знайте: цель моей жизни – стать врачом и быть полезной русскому народу. А моя обеспеченность здесь совершенно ни при чём.

– О чём вы хотели спросить меня там, в институте? – чуть ли не плача, спросила Юдифь.

– У меня пропало желание разговаривать с вами, – сухо ответила Варя и, отвернувшись от Блюмфельд, вошла в вагон трамвая.

Из дома она позвонила по телефону Краснушкину и справилась, нет ли у него каких-либо новостей. Доктор хмуро ответил, что ничего хорошего в волнах не видно, а плохого достаточно. Это предупреждение заставило Варю задуматься над запиской и поведением Блюмфельд.

«Надо было всё же поговорить с ней, а не корчить оскорблённую дуру», – подумала уже с негодованием о самой себе Варя и решила во что бы то ни стало разыскать Юдифь и разузнать, откуда той известно о слежке. После обеда Варя отправилась снова в институт, чтобы навести справки о домашнем адресе Юдифи, но там выяснилось, что Блюмфельд уже третий год ведёт кочевой образ жизни, не имея постоянного места жительства.

– Жить так, конечно, не очень удобно, но зато не приходится платить за квартиру, ну и значительно сокращаются расходы на питание. Ведь еврейку обычно кормят там, где она ночует, – с издёвкой объяснила Варе одна из ярых институтских юдофобок.

Этот разговор слышала проходившая мимо Маргарита Лоринговен.

– Зачем вам понадобилась Юдифь? – неожиданно спросила она у Вари. – Сегодня ваша подруга ночует у нас.

Звонарёва опешила от удивления.

– Юдифь – у вас? Вот уж не ожидала! – откровенно вырвалось у неё.

– Право, ничего удивительного в этом нет, – скривила губы Лоринговен. – У нас во дворе есть маленькая каморка, в которой живёт еврей-портной. К нему-то и ходит Юдифь. Представьте себе, как она испугалась, когда однажды, зайдя к портному, я увидела её там. Признаться, меня поразила сообразительность Юдифи, решившей, что самое безопасное место для кролика – это львиная пасть. Так и для неё безопаснее всего находиться под крылышком полиции или жандармов… Я с удовольствием передам, что вы ею очень интересуетесь, – предложила свои услуги Маргарита.

– Мне просто хотелось помочь ей немного… материально… после болезни, – сказала, смутившись, Варя.

– Лучшая для неё помощь – высылка по этапу на родину, к месту жительства её родителей, – зло заметила Лоринговен. – С её взглядами нетрудно попасть гораздо дальше. Есть, правда, надежда, что власти не захотят разлучать таких сердечных друзей, как вы и Юдифь, и вышлют вместе с ней и вас, коллега Звонарёва.

– Конечно, при вашем содействии и по вашей протекции, коллега Лоринговен, – колко заявила Варя.

– Оставьте ваши намёки при себе, – поморщилась Лоринговен. – Я считала и считаю, что наш институт должен быть очищен от политической скверны. – Пожав плечами, она печально усмехнулась. – К великому нашему сожалению, вы, Варя, не вняли нашему товарищескому предупреждению и продолжаете по-прежнему дружеские отношения с этой зловонной еврейкой.

Варю начинал душить гнев.

– От вас, госпожа Лоринговен, исходит гораздо больше морального зловонья, чем от Юдифи, – промолвила она уничтожающе. – Разговор с вами вызывает у меня приступ настоящей тошноты.

– Не забывайтесь, коллега! – угрожающе прищурилась Лоринговен. – Не слишком ли много набрались вы от евреек наглости и присущего им нахальства? Поверьте, это не сулит вам ничего хорошего.

– Прошу раз и навсегда избавить меня от ваших угроз и советов, – громко сказала Варя и, побледнев от негодования, направилась к выходу из института.

– Чем это ты взбесила кубанскую казачку? – злорадно спросила Упорникова, подходя к Маргарите. Та долгим, ненавидящим взглядом проводила Варю, потом обернулась к подруге.

– Не нравится гордячке, когда напоминают о её еврейских симпатиях. Воображает, что на неё не сумеют надеть узду. Ого, наденут ещё как! – воскликнула она угрожающе. – Пётр Аркадьевич Столыпин[35]не таких к рукам сумел прибрать…

Глава 17

Варя торопливо шла по улице, охваченная негодованием и чувством гнетущего беспокойства. С каким удовольствием она отхлестала бы сейчас по щекам надменную и наглую Лоринговен! Сколько угроз, с какой желчью произносились эти угрозы! И как глупо ведёт себя Юдифь: жить в пасти льва! Неужели она надеется, что пасть хищника всегда будет оставаться открытой? А если зверь сомкнет челюсти?.. И потом, почему всё же Юдифь так изменилась? Почему она решила порвать дружбу с той, кто от чистого сердца старался помочь ей во всём?