Сентябрь

– Тихо, не желаю больше выяснять личности.

– Так а что же ты хочешь?

– Выяснять это совершенно неважно и бессмысленно. Лучше мне скажи: чего хочешь ты? Я чувствую в тебе какое-то сомнение.

Гость подался вперед, прежняя улыбка сменилась пристальным взором, готовым слушать, долго и упорно, и понимать, а это было главное. Однако же Иван мялся, медлил рассказывать все непонятное, потом не мог начать и в бессилии повернулся к окну и посмотрел на темные улицы.

– Я знаю, что у тебя на душе. Ты думаешь о людях – это ценно, ведь мало таких, кто заботится о судьбе ближнего и незнакомого.

Иван угрюмо повернулся.

– Да, только пользы от моих слов нет. В последнее время мне стало казаться, что я сам как ширма, что на глаза мои надвинуты шоры и за них мне не посмотреть, – он мельком глянул на своего слушателя и отвернулся к окну. – Я лишь пытаюсь сказать людям, что нужно быть собой, хочу внести в них самую жизнь, а они не смыслят ничего, отталкивают меня.

– Люди чувствуют, они не черствы, но прячут многое в себе, я знаю, – он выдержал паузу. – Даже в самом глубоком невежде таится жизнь, роятся живые чувства, теплится мечта, но он их не замечает. Ваш недостаток в том, что вы боитесь. Ваши не пойми откуда взявшиеся нарциссизм и эгоцентричность не позволяют вам откинуть шаблон, распознать фальшь и жить свободно, без каких-либо предрассудков. Но разве вы можете выйти за рамки шаблона? Пока боитесь – никогда! Так и будете держаться мнимого стада и закапывать в себе то живое, что вам дала природа, что дали вам мы…

      Вы живете в зоне комфорта, пусть эфемерного, но комфорта. Вы хотите чувствовать себя защищенными от свободы, от ответственности, от выбора. Вы выгибаете спины, как дворовые коты, топорщитесь от истой душевной свободы, а она вот, перед вами – берите! Но никто, никто (!) не протянет руку вперед. Разве истинный человек, личность, бежит от свободы? Он цепляется в неё всеми пальцами и не отпускает, потому что может, потому что он хочет. Гнев, любовь, страсть и счастье подлинно доступны ему, а не стаду. Стадо делает вид, создает для себя фикцию, что хочет, а он неподдельно хочет.

Все, кого ты видел в своей жизни, имели и имеют выбор: хотеть или отречься. И они сделали его, старались загубить желание в себе, запихнуть подальше в долгий ящик. Но росток цел, почва слишком плодотворна для его погибели. Мы – сеятели, бросившие зерна в плодородную почву, которая обещала дать стократный урожай. «Ибо у кого есть, тому и ещё будет дано, и дано будет с избытком». У каждого есть, понимаешь? Каждый на задворках души выращивает, по лепесточку, по ворсинке, ибо боится спугнуть, боится, что не доживет до завтрашнего рассвета. Вот и прячет его от солнца, от ветра, от воды, чтобы дожил, а тем самым сильно медлит, ошибается. А почва благодатная, а он и не знает, думает, что придорожная, что колючки вокруг погубить могут его детище, что птицы склюют.

Но людям нужно донести это, поведать бы, что почва у них плодородная, что глубоко пустил корни росток, что нет вокруг птиц и колючек, понимаешь? – гость вопросительно взглянул в сторону окна.

– Я пытался… – неуверенно пробормотал Иван, едва шевеля губами.

– Пытался, я знаю, однако мало одного слушателя. Мало того отвращения к людям, которое ты успел испытать, оно не поможет тебе, оттолкни его…

– … как оттолкнули меня, – невольно продолжил он.

– Ты знаешь, что движет каждым из вас? Что мотивирует вас, заставляет поступать так, как вы поступаете? Любовь – и только она. Любовь к ближнему, любовь к природе, к себе… О, это великое чувство, способное свернуть горы! Только приняв её душой, ты можешь познать гармонию и, как итог, человеческую жизнь. Прими её – и обретешь свободу, покой.

Иван стоял в нерешительности. «Выбор сейчас предстоит делать мне», – подумалось ему. И выбор тяжелый.

– Я постараюсь, – он вздохнул почти полной грудью и обернулся на незнакомца. Тот сидел всё так же, подавшись вперед, но смотрел на Ивана с уже менее серьезным взглядом.

– И я верю в тебя, – он аккуратно встал, смотря в пол, затем поднял голову в сторону окна и промолвил: – Теперь верю.

***

Тем временем Филипп шёл по улице, внимательно вглядываясь в прохожих и сложив руки сзади. Он решил зайти к доктору, который утром обследовал Ивана, поскольку тот жил неподалёку от его друга. Филипп вошёл в старый, но весьма ухоженный подъезд, поднялся по лестнице и позвонил. Доктор открыл дверь и поздоровался.

– Здравствуй, Филипп, какими судьбами? – добродушно встретил хозяин.

– Здравствуй, Петр Сергеич, я про Ивана пришёл поговорить. Что-то он меня пугает.

– Хорошо, раздевайся, проходи.

Филипп зашёл в квартиру и снял пальто. Он проследовал за доктором в гостиную. Войдя, он тут же почувствовал резкий запах одеколона и чуть не чихнул. Никогда раньше он не чувствовал такого запаха от доктора. «Может, мой одеколон всегда перебивал его запах?» – спросил он сам у себя.

– Так что ты хотел спросить?