Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь

И ему любезно все как один

отвечали:

“Это лишь постное угощенье,

Ведь все еще только в начале”[61].

Вина принесли для увеселенья,

И кой-что вкусней обещали.

38 Затем ему задали всякие вопросы,

И он рассказал, что он — Гавейн,

Рыцарь двора благородного Артура,

Славного короля Круглого стола,

Волей судьбы, в великий праздник,

Вынужден сюда прибыть под Рождество.

Очень рад был хозяин замка,

Узнав, кого у себя принимает.

И все поспешили представиться паладину,

Олицетворявшему обходительность и отвагу,

Слава которого совершенна и превосходит

Славу самых славных сеньоров.

“Ах, — говорили дамы друг дружке, —

Мы увидим такие прекрасные манеры,

Услышим такие мудрые речи,

Испытаем истинное искусство беседы,

Потому что принимаем тут паладина

Очень известного, как образец особого,

Утонченного и куртуазного воспитанья!

Воистину нам, по милости Божьей,

Послан такой превосходный гость

В тот самый вечер, когда вся вселенная

Радостно Рождество великое славит,

Рождение Слова[62] —

Мы услышим изысканные речи,

И что-то новое узнать я готова

О любовных беседах в этот вечер

От нашего гостя дорогого!”

39 Как и положено по великим праздникам,

Зазвонили колокола, заспешили клирики

В замковую часовню, когда вечер спустился.

Пришли туда хозяин с хозяйкой,

И леди села на свое место.

К праздничной мессе поспешил и Гавейн.

Барон приветствовал паладина просто,

Как своего, и сказал, что счастлив

И что все, как родному, рады Гавейну.

Тот сердечно поблагодарил хозяина,

И сели все вместе слушать службу.

Потом пожелала познакомиться с Гавейном

Прекрасная леди и к нему подошла

С сияющей свитой самых красивых

Девушек, какие бывают на свете.

Сама же телом, лицом и фигурой

Была прелестней всей своей свиты.

И Гавейн подумал, что эта дама

Милей самой королевы Гиневры[63].

Другая дама, довольно пожилая,

Вела госпожу за левую руку.

С почтеньем все на нее глядели,

Но до чего же они непохожи!

Насколько нежна и свежа молодая,

Настолько увядшей выглядела другая.

Розоволица, румяна хозяйка,

А у спутницы свисают складками щеки.

У леди, сверкая драгоценными жемчугами,

Из шалей выглядывают грудь и шея —

Ярче снегов на холмах холодных,

А у старшей на шее лежит горжетка,

Лицо белеет, бледнее мела,

Дряхлый подбородок весь в морщинах,

Лоб закрыт вышитыми кружевами;

Не видно ни клочка открытой кожи —

Только черные брови над мутными глазами

И губы, на которые смотреть неприятно.

Но, клянусь Господом, весьма почтенной

Была та дама! Фигура коротка,

широка.

Плечи — как два угла,

С бедрами слиты бока.

Спутница ж дамы была

Свежа, стройна, высока!

40 Красавица с интересом глядела на Гавейна,

Ну, а он встал навстречу дамам,

Старшей низко, как надо, поклонился,

А красавицу, вежливо полуобняв, поцеловал

И возгласил: “Ваш верный вассал!”

Дамы взяли его за обе руки

И повели к пылающему камину.

Потом, продолжая прерванную беседу,

Приказали принести разных сластей

И вина — поддержать хорошее настроение.

Хозяин же всех призывал веселиться,

Радостно рванул с себя капюшон,

Надел на копье и назначил призом

Тому, кто всех лучше развеселит гостей.

И так сказал: “Уж и я постараюсь,

Чтоб самому заслужить свой собственный

капюшон!”

Так веселил всех гостей,

В честь славного Гавейна он,

Но тот уже устал и скорей

Откланялся, предвкушая сон.

41 Наутро, когда все на белом свете

Радостно праздновали рождение Господа,

Потом поруганье принявшего за нас,

Все в мире в честь Его веселилось.

Вот и в замке выплескивалось веселье:

Слуги ставили на столы сладости,

Старая уважаемая дама сидела

На почетном месте, хозяин с ней рядом.

А Гавейн и милая молодая леди

Сели вместе в середине стола.

Слуги тут стали обносить гостей,

Всем подавали, как принято, по рангу.

Был пир веселый, радостный пир

(Никак я не смог бы его описать,

Даже если бы утроил количество страниц!)

Прекрасная дама и сэр Гавейн

Были так веселы и довольны друг другом,

Приятной простотой плавной беседы,

Утонченной, обходительной — и быть не могло в ней

Ничего недозволенного, недолжного, неприличного.

И развлечения их были не хуже, чем забавы

королей.

Трубы, волынки и барабаны

Звучали под сводами все звучней,

Все от радости слегка были пьяны,

А эти двое — от беседы своей.

42 Все веселились и во второй день,

И третий тоже был радости полон:

Превосходней всего показалось пирующим

Пришествие дня святого Иоанна[64];

Затем, что все знали: заканчивается праздник,

Гости уедут на сером рассвете.

Поэтому весь вечер весело пировали,

Пили пиво, вино, танцевали, пели,

Под сводами раздавались рождественские песнопенья,

А потом, когда было совсем уж поздно,

Разошлись и стали складываться к отъезду.

Гавейн подошел к хозяину дома,

Тот его за руку повел в свои покои,

Посадил и в самых изысканных выраженьях

Поблагодарил за то, что Гавейн благородный

Почтил его посещеньем в пресветлый праздник,

Порадовав присутствовавших своим появленьем:

“До конца моих дней я буду, клянусь вам,

Счастлив, что гостем моим в дни Господни

Были вы, сэр Гавейн”. — “Гаранмерси, — молвил рыцарь, —

Возвращаю вам все ваши комплименты,

Ведь и я был рад, вознагради вас Всевышний.

Отныне во всех делах, больших или малых,

Я полностью в вашем распоряжении, как честь

мне велит!”

Уговаривал хозяин впустую