Сердце

Я, разумеется, не ходила нарочно в те места, где мог оказаться кардиолог, не искала его в интернете. Точнее, поискала всего один раз и обнаружила, что мы с ним ровесники и что он проходил практику в Ванкувере. На странице в «Фейсбуке» он выложил фотографию гамбургера, «до и после». «До» – только что купленный гамбургер, «после» – он же спустя два месяца, ничуть не изменившийся. Наверное, там были и другие посты, только для друзей. Add friend? Я быстро закрыла страницу и почистила историю поиска. Но мысли приплывали и уплывали, как тонкие, светлые антициклонные облака. Как и в случае с некоторыми кинозвездами или, скорее, персонажами (Растом Коулом, Гереоном Ратом, Дунией из «Божественных»): глядя на них, я говорила себе, что жить на одной планете, в одно время с ними – уже счастье. Что они вообще существуют. Или существовали – что кто-то их выдумал, а кто-то другой понял, как воплотить. Что одно это знание обогащает мою жизнь. Я думала о фото в кабинете кардиолога: тот ребенок в рождественском колпачке – его? Наверняка он родился без порока сердца. Наверняка был здоров, как и большинство новорожденных, и жена у кардиолога, конечно, молодая и тоже пышущая здоровьем. Непринужденно-счастливая, даже не замечающая своего везения. А сам кардиолог, наверное, испытал облегчение, увидев ребенка, – он-то много чего повидал и кое-что знает о жизни.

Я размышляла, почему он решил стать детским кардиологом в Хельсинки, а не выбрал более гламурный жизненный путь. Понимает ли он вообще, какой свет излучает? Ходит ли в тренажерный зал, примеряет ли одежду, укладывает ли волосы, фотографируется, любуется своим отражением в зеркале? Или просто родился таким и только и делает, что читает статьи по детской кардиологии? Просыпается и тут же, не успев протереть глаза, садится на велосипед и мчится в больницу с пачкой медицинской литературы под мышкой, совершенно не задумываясь, какой внешностью его одарила природа? И тут меня осенило, что я совершенно ничего о нем не знаю. И что, возможно, больше никогда его не увижу, и что это ровным счетом ничего не значит – просто вот так всё складывается. И что если все-таки его увижу, встреча не будет иметь ни малейшего значения для этой истории, она просто произойдет – или не произойдет.

Мне всегда попадается эта ржаво-коричневая ручка без колпачка, которую надо хорошенько смочить слюной, чтобы хотя бы что-то нацарапать. Никогда не нахожу тонких, черных, купленных в книжном магазине в центре. Сижу над записной книжкой – новой, дорогой, с деревьями на обложке. С текстурной бумагой, в которой видны волокна. Самое эксклюзивное – демонстрация шероховатости материала. Когда нет нужды ее скрывать. Нет ни малейшей причины.

Деревья за окном без почек, чернеют на солнечном фоне. На горке никого. Всё затихло. Снег взрыхлен санками и подошвами маленьких ботинок, под ним виднеются толстые сосновые корни. Санки стоят рядком у стены дома. Следы колясок ведут к остановке трамвая, как лыжня. Скоро их укроет только что начавшийся снегопад. Снежинки величиной с блюдце бессильно опускаются на землю.

Единственный настоящий звук, что доносится сюда через стекло, – щебет птиц. Может, уже весенний – я не разбираюсь. Иногда осенью, когда я проветриваю кухню, в щель пробирается птичка. Коричневая, маленькая. Может, после внезапного наступления холодов ее влечет тепло дома? Заскочит внутрь и хлопает крыльями, таращит глаза, непостижимая. Зажмурившись и прикрывая голову руками, я вхожу на кухню, чтобы раскрыть окно пошире и тут же убежать, надеясь, что гостья найдет выход сама. Сердце бьется, как пташка. А в морозные зимние дни они сидят на ветвях деревьев, распушив друг перед другом перья, и то жмутся друг к другу, то задиристо чирикают.

Я открываю окно спальни. Воздух бескрайний, сбрызнутый чем-то животным. Весна приходит каждый год, ничего ошеломительного в этом нет, ничего революционного, но я мгновенно узнаю перемену, ее запахи и звуки. Течка, помет, листва. Неприкрытые останки осени и нежные ростки, еще скрытые в стволах. Весенние каникулы – вся эта мокрота, сквозь которую надо пробираться. Потом тепло, постепенное нагревание земли. Лето. И мы будем идти по пляжу? Есть мороженое? Купаться? В обновленных – или заново отлаженных – телах?