Сердце

Иногда во время тех вечерних прогулок мне казалось, что телефон в кармане зазвонил. Или завибрировал. Но он молчал. Не знаю, что это было на самом деле. Газы в кишечнике? Хруст суставов? Трение сухожилий? Иногда в руках покалывало, как будто быстрые удары сердца отзывались в кончиках пальцев. Вообще-то у меня всегда слегка покалывает в кистях рук и стопах, что это – может, волны крови, несущейся по телу? Бурление кислорода? Газированная плазма? Иногда мне казалось, что телефон молчит, потому что сломался. Тогда я вертела его в руках, нажимая кнопки при свете уличного фонаря, пока покрасневшие пальцы не начинало ломить от стужи. Мне казалось, что я выпала из жизни, оказавшись вне пределов досягаемости мобильных сетей.

III / Водоросли

my pulse grew less and less

[3].(John Keats, «Ode on Indolence»)
Водоросли, водоросли.
Колышутся, опутывают ноги,
    даже зимой покачиваются
    подо льдом. Какими были
    водоросли в Халф-Мун-Бэй?
На Ланиакее, в Оаху или в Оссегоре?
В Ле-Ланд? Финские волны короче,
    жестче, они хватают и бьют.
    Голени ноют.
    Но они поймают волну,
    они точно знают.
    Пять часов ехали за ней
    по темноте. Штормит тут нечасто,
    в этой стране такие волны –
    редкость. Темно, как в бочке с нефтью,
    несешься вслепую. Волну надо
    почувствовать. Приближение, рост
    и откат.
Пенная белизна, а дальше –
    зелень. Фэр делает видео:
    #arcticsurfing #finnsurf.
У той, на мели, тут же
    получается, на секунду, будто
    летит ловит воздух
    ртом смеется глотает
    холодную воду. Светлые
    почти золотые волосы
    на ногах и водоросли
    чудно-зеленые
    хоть и темно.

Мы должны были забрать его домой. Четыре дня в реанимации плюс пять в обычном отделении болезней сердца – и вот он готов к выписке. Послеоперационный шов можно было обрабатывать дома, а за процессом восстановления после операции, кровяным давлением, ростом и весом должны были наблюдать во время регулярных осмотров. Первый через пару недель, еще один весной, далее – всю жизнь. На том месте, где сердце прооперировали, должен образоваться шрам. Всегда есть риск, что рубец, менее растяжимый, чем окружающие ткани, будет расти медленнее, и тогда может возникнуть новая коарктация – рекоарктация. Такое случается в десяти-двадцати процентах случаев. Тогда помогает балонное стентирование или, если его недостаточно, еще одна операция.

Навещать младенца в реабилитации не разрешали, но звонить можно было в любое время, и в случае непредвиденных осложнений с нами, конечно, сразу связались бы. Раз в день я звонила медсестре, закрепленной за нашим младенцем. Делала я это неохотно, только чтобы показать, что я нормальная мать. Больше всего мне хотелось обо всем забыть. Безмятежно бродить по квартире, купаясь в лучах солнца. Медленно прогуливаться в магазин за продуктами, попивать кофе. Я не хотела слышать их слов, не хотела голоса медсестры – немного натянутого, чуть торопливого: всё по плану, всё в норме. Хотя это был лучший ответ из всех возможных. Сочувствия, красивых слов и шутливого тона ожидать не приходилось. Для медперсонала я была второстепенным персонажем, неизбежным злом.

О том, что его перевели из реанимации в обычное отделение, мне сообщили случайно, во время одного из плановых разговоров по телефону, который оказался последним. Минуточку, произнесла медсестра, взявшая трубку, у нас нет пациента с таким именем. Что-то перелистнула. Что-то набрала на клавиатуре. Назовите, пожалуйста, личный номер. Тишина в трубке. На заднем плане офисное жужжание. Опять ее голос: утром его перевели в отделение номер четыре.