Сердце демона

Аштирра склонилась в традиционном поклоне. В глазах защипало от переполнявших её чувств. Вместе с Верховным Жрецом она пропела слова воззвания под ритмичный перезвон систра. Богиня открывалась перед ней в ипостаси матери, понимающей и принимающей. Протягивала ей руку, готовая возвести на новый виток бытия. И в эти мгновения Аштирре даже не требовалось повторять слова клятв – её верность была выгравирована на костях, отпечатана в каждой мысли и эмоции, отражена в самом её существе.

Её собственный голос вознёсся к высокому, теряющемуся в золотистом полумраке потолку святилища, переплетаясь с голосом Верховного Жреца. Вместе они воздавали почести Владычице Таинств, воскуривая новые благовония, разливая жидкое золото вина по алтарным чашам.

Аштирра преклонила колени у алтаря своей божественной матери. Ладони Верховного Жреца скользили над ней, едва касаясь, пробуждая, выманивая её внутреннюю Силу, словно ставя всё на места. И то, что прежде пытало и мучило, обретало своё русло, возжигало кровь, наполняло до краёв, выкованное в новой форме. Часть её словно спала прежде и теперь пробудилась, вздохнула, поднимаясь из глубины, расправляясь, раскрываясь. Внутри роились смутные образы, призванные нездешней, полуосознанной памятью прошлых жизней.

Горячие ладони Верховного Жреца надели на неё жреческий амулет, нежно охватили лицо, и сухие тёплые губы коснулись лба в благословении.

– В эту ночь мы рады приветствовать тебя, Аштирра Таэху, жрица Аусетаар, в сиянии и славе твоих Силы и Знания. Пусть они только множатся, отныне и на века.

Аштирра накрыла его ладони своими. Чувств было слишком много, чтобы облечь в слова.

Вместе они некоторое время стояли перед алтарём рука об руку, и святилище пело угасающими отголосками их музыки, а Богиня улыбалась, озаряя их радостью и безусловной любовью.

Потом Раштау обнял девушку за плечи, разворачивая к себе, и вложил что-то в её ладони. Пальцы нащупали знакомый рельефный узор – Аусетаар, распахнувшая крылья, увенчанная убором рогатой луны, восседающая на Лунной Ладье.

Пектораль Верховного Жреца.

– Я хочу передать это тебе, – мягко проговорил старший рэмеи. – Теперь ты воплощаешь Силу нашего храма так, как я больше не могу. Ты должна занять это место по праву.

Не выйдя ещё из ритуального транса, Аштирра распахнула глаза, переводя взгляд с пекторали в их соединённых ладонях на лицо жреца и обратно. А когда нашла слова, собственный голос показался чужим, строгим, но таким искренним:

– У этого храма есть Верховный Жрец, Раштау Таэху, и никто не займёт его место. Разве военачальник, храбро сражавшийся, но покалеченный в одной из своих многочисленных битв, лишается опыта и мудрости? Твоя мудрость поведёт нас и дальше. Я не приму, – с этими словами она зажала амулет между ладонями Раштау.

Он ничего не ответил. Суровое лицо застыло, но в отблесках светильников блеснули слезинки, очертили точёные скулы. Медленно жрец кивнул, и Аштирра снова надела на него пектораль, а потом крепко обняла. Она чувствовала – Аусетаар одобряет это решение. Иначе и быть не могло.

Вместе они вышли из сокровенных недр храма в общий зал, где их уже ждали близкие. Восхищённые взоры были прикованы к Аштирре, и она тепло улыбнулась, чувствуя себя в своём праве, в своей Силе. Спиной она ощущала взгляд Богини, взиравшей на неё из глубин святилища, словно обнимавшей незримыми крыльями. Жрица чувствовала себя самой собой, настолько собой, как никогда прежде, и вместе с тем – кем-то иным, бо́льшим, чем раньше собой являла.

Её поздравляли, что-то говорили, и только Брэмстон молчал, неотрывно глядя на неё, словно видел впервые. Словно не она, а сама Аусетаар вышла из святилища. И под этим взглядом Аштирра в самом деле чувствовала себя почти богиней.

В следующий миг что-то изменилось. Пространство пошатнулось. Кровь застучала в висках, дыхание перехватило, и все звуки слились в единый нарастающий гул. Девушка едва устояла на ногах, и то лишь потому, что всё ещё сжимала надёжную руку отца в своей.

Это был Всплеск, о котором предупреждала Эймер.

Всплеск, не похожий ни на один другой прежде.

Всплеск, расколовший её изнутри…

Смотреть ему в лицо было невыносимо.

Родные черты, знакомые до боли. Чужие прекрасные черты, в которых не было ни тепла, ни милосердия – лишь бесстрастная мудрость непостижимых пределов.

Но хуже всего были его глаза… Говорили, что в присутствии Владык Небесная Ладья восходит, благословляя своим светом каждого, на кого упадёт их взор.

Она смотрела в бездну солнечной бури. Золотое сияние ослепляло, опаляло её сознание, крошило её разум. «Преклонись, преклонись», – кричала каждая мельчайшая частица её тела и самого её бытия. Преклониться, ведь иначе было нельзя… ведь она стояла перед самим Ваэссиром, Хранителем и властителем всего рэмейского народа, и чувствовала, как растворяется в Его воле.

Собственный голос едва подчинялся ей, и всё же она сумела произнести:

– Нет, я не стану оружием, направленным против него.

Император чуть улыбнулся, и в этой улыбке была невероятная печаль.