Сердце демона

Музыканты настраивали инструменты. Брэмстон улыбнулся ей, подмигнул, и Аштирра помахала ему, улыбнувшись в ответ. Пара танцовщиц, готовившихся развлекать гостей, зашептались, тыкая в неё пальцем. Жрица предпочла проигнорировать, хотя, если будут настаивать, – пара характерных жестов от дядюшки Фельдара работала почти как защитный оберег. К Брэмстону эти девы уличного искусства почему-то близко не подходили, зато, сделав несколько танцующих шагов между столами, будто невзначай опрокинули кувшин с сидром, стоявший перед Аштиррой. Жрица ловко перехватила его в полёте, ни капли не пролив на любимый бирюзовый калазирис.

Одна из танцовщиц фыркнула, вторая, не переставая ослепительно улыбаться, прошипела:

– Демонокровная деревенщина.

Аштирра скучающе отмахнулась, но про себя вспомнила отцовские шутки про несварение – вот бы было представление! Пояснять девам, что её род существовал задолго до того, как их предки научились обстругивать палки для копий, она считала ниже своего достоинства.

Зазвучали весёлая музыка и песни разной степени приличия, становившиеся всё скабрёзнее по мере того, как гости осушали свои кружки. Аштирра уже не смущалась – к этому она тоже давно привыкла.

Чесем высунул нос с кухни, где проводил время даже охотнее, чем с хозяйкой, потому что кухарки норовили откормить «несчастную тощую псинку». Судя по округлившимся бокам сау, кое-каких успехов они добились, несмотря даже на его природную комплекцию. Брэмстон шутил, что теперь пёс не во всякий грабительский лаз проползёт, но Чесем явно не переживал, да и быстро терял вес до обычного, когда Аштирра уходила с ним в пустыню или уезжала на пару дней навестить отца и тётушку Неру. По возвращении кухарки сокрушались и принимались откармливать его обратно, и сау, конечно, не возражал.

Аштирра похлопала по скамье рядом, и пёс лениво взобрался к хозяйке. Вскоре подавальщица принесла ей запечённое под сыром мясо с овощами и украдкой сунула Чесему кусочек жаркого. Быстро справившись с угощением, сау обнюхал лавку.

– Ты ещё под столом понюхай, вдруг там затаились искажения? – улыбнулась жрица.

Мясо было чудесным и сочным, от песен поднималось настроение, хоть девушка и слышала их уже не в первый раз. Но больше всего она предвкушала завершение вечера, когда Брэмстон споёт несколько баллад, зачаровывая даже самых чёрствых из своих слушателей. Он никогда не пел о Кадмейре на людях – это было припасено только для близкого круга. Но в других его песнях всё так же оживали в сиянии Солнечной Ладьи древние города, творили таинства своих чудес жрецы, и храбрые воины совершали подвиги, достойные эпохи легенд. Сердце Аштирры вторило ему, и, когда их взгляды встречались, оба знали: теперь их мечты разделены на двоих.

В самом конце музыканты вернулись к более привычному для посетителей репертуару. Магия древних таинств оседала, неизменно оставляя свой след.

Брэмстон, отложив лютню, откланялся, а потом вытащил Аштирру танцевать. Он всегда так делал – жрица уже даже не спорила, быстро освоила движения и теперь веселилась, ни о чём не волнуясь. Брэмстон вёл её, казалось, совсем не ведая усталости, и смотрел так, словно только она одна имела значение. И в те моменты, удерживая его руки в своих, Аштирра думала, что, наверное, именно так и выглядит счастье, если она хоть что-то в этом понимает.

Той ночью ей снились странные сны. Вкрадчивый шёпот древних голосов на краю сознания. Смутные образы, понемногу обретающие очертания.

Возможно, дело было в балладах Брэмстона, неизменно околдовывающих её, пробуждающих память и светлую тоску. Сны были похожи на видения из некоторых ритуалов, когда сердце щемило от болезненного узнавания и мечта целых поколений предков звала за собой, побуждая искать, собирать утерянное по осколкам.

Аштирра видела руины, полностью занесённые песком, обрушившиеся галереи и потрескавшиеся от времени статуи. Но в следующий миг пустыня и время начали отступать, словно кто-то повернул их власть вспять. Ветер разметал песок, и над Каэмит поднимались величественные колонны и белоснежные стены. Пики обелисков снова ослепительно сияли вершинами, покрытыми чистейшим электрумом. Померкнувший белый камень построек, испещрённый сложной вязью иероглифических надписей и узоров, местами сбитых, оживал яркостью красок. Ветер стал прохладнее, свеже́е, принося с собой уже не сухой зной, а ароматы цветущих садов и переливы птичьих голосов.

Аштирра поняла, что стоит в одной из знакомых галерей Обители, полностью восстановленных. Внутренне она знала, что если пройдёт до конца – выйдет к храмовой тропе и священному озеру. Знала, что тёмные статуи стражей на стене обрели целостность, а подземные хранилища не обрушились.

Протянув руку, жрица коснулась колонны, чуть шершавой, абсолютно реальной. Провела кончиками пальцев по ярким росписям, посмотрела вниз. Каменные плиты под её босыми ногами, отшлифованные шагами многих поколений, не потрескались и не раскололись.

Вокруг не было ни души, словно она застыла между мгновениями, живая и вместе с тем не принадлежавшая этому времени до конца.