Сердце искателя приключений

Просвещенное критическое сознание использует метод сомнения для того, чтобы избавиться от жуткого сновидческого опыта, более сильного, чем любая иллюзия. Однако тот, кто принял честное решение сомневаться до конца, неизбежно возвращается к началу, обнажая мнимость достоверности дневного сознания. «Сомнение, этот отец света, в то же время является праотцем тьмы. Мы окунулись в зыбкую ночь неверия, чудовищным подобием которой является адский вид наших мерцающих городов. Геометрия разума покрывает своей вуалью дьявольскую мозаику, которая иногда оживает, вселяя в нас страх; мы радуемся жуткой безопасности… Не иметь более возможности сомневаться, больше не быть причастным теневой стороне веры – это состояние совершенно безблагодатное, состояние омертвения и окоченения…» (AH I 78). Удивительное не противоречит такому сомнению, а, наоборот, образует с ним единое целое. Способность удивляться необходима для того, чтобы увидеть странность повседневного мира, а остранение – одно из необходимых условий диагностики современности. «С усилением динамической жизни связано то, что человек утрачивает одну из высших способностей созерцания, а именно удивление» (AH I 70–71). Иными словами, в той мере, в какой сознательность и активность достигают высшей степени ясности, осмысление самой ситуации становится почти недоступным.

Одинокое и отважное сердце искателя приключений живет среди катастроф, где гибнут старые ценности и иерархии бюргерского мира. «Пылающие огнем сновидческие пейзажи» (AH I 148) мировой войны были первым погружением в царство ночи, приоткрывали завесу, за которой скрывался демонический мир, непроницаемый для дневного света разума. Сновидение, где грезится удивительное и волшебное, образует у Юнгера парадигму для толкования опыта действительности. Состояние современной цивилизации – это запутанный сон (AH I 107). Загадочные образы монотонного движения техники, символика смерти, вторжение в бюргерский мир разрушительных демонических сил – вся эта «ночная сторона» жизни, детально выписанная в «Сердце искателя приключений», находится в глубокой связи не только с опытом войны, но и с жизнью большого города. Описание этого феномена Юнгер впервые встретил в романе «Другая сторона» Альфреда Кубина, писателя и художника, члена группы «Синий всадник». Юнгер рецензировал роман в 1929 году, а впоследствии часто обращался и к графическим работам Кубина[42]. «Здесь (во время чтения романа. – А.М.) я впервые ощутил, что какое-нибудь кафе большого города может производить дьявольское впечатление. Странно, что это чувство пока еще редко возникает в тех местах, где техника выступает в почти неприкрытом виде. Световая реклама с ее огненно-красным и мертвенно-ледяным очарованием, современный бар, американская комедия – все это фрагменты мощного люциферова восстания, при виде которого одинокий человек испытывает как дикую радость, так и чудовищный страх» (AH I 79).

В 1927 году Эрнст Юнгер со своей женой Гретой фон Йензен и маленьким сыном переезжают из Лейпцига в Берлин. К этому времени относится и начало работы над «Сердцем». Публицист и киносценарист Эрнст фон Заломон, бывавший в берлинской квартире Юнгера, в своих мемуарах «Анкета» блестяще рисует ее неподражаемое и вместе с тем столь типичное ambiente: «Он (Юнгер. – А.М.) жил на самом востоке Берлина, у Варшавского моста – в той части города, которая преимущественно заселена рабочими. Окно его комнаты выходило на железнодорожные пути, в доме шумели дети и пахло углем. Комната была не очень светлой, повсюду валялись книги, а стены украшали маски и странные, вырезанные из дерева фигуры. На письменном столе стоял микроскоп, а на полках располагались коллекции жуков и колбы со спиртовым раствором, где плавали какие-то диковинные потроха бледно-зеленого цвета. Эрнст Юнгер был укутан в шлафрок, на голове его была какая-то пестрая шапочка, на ногах – войлочные туфли, а во рту – длинная черешневая трубка с фарфоровой головкой…»[43] Причудливое сочетание черт солдата, естествоиспытателя, свободного писателя и столичного денди должно было производить глубокое впечатление на современников, как оно производит его и сейчас.

У читателя «Сердца» может возникнуть чувство, что в веренице образов, словно перекочевавших из сна в действительность, как будто всплывают странные лица людей, увиденные немецкими художниками того времени, – родство, которое ясно ощущалось и самим Юнгером. «Возникали люминесцентные трубки, белый, голубой и красный неоновый свет, придававший лицам мертвенно-бледный оттенок. Кирхнер увидел это уже в 1912 году… Карикатуры Гросса и Дикса изображали лица, искаженные судорогами, которые предвещали великие перемены», – так он вспоминал о своих впечатлениях уже много лет спустя в книге о собственных экспериментах с наркотическими веществами[44].