Для примера можно сопоставить два отрывка из первой и второй редакции. Первая цитата – фрагмент из одного большого эссе первой редакции, вторая – тот же фрагмент, но переработанный для второй редакции, где образ машины получает дальнейшую разработку. Основой для обоих текстов послужили первые впечатления Юнгера после переезда в Берлин.
Еще вчера, во время ночной прогулки по отдаленным улицам восточного квартала, где я живу, передо мной предстала одинокая и мрачная героическая картина. В решетчатом окне подвала взору открылось какое-то машинное отделение, где без всякого человеческого присмотра вокруг оси со свистом вертелось огромное маховое колесо. В то время как сквозь окно вырывался наружу теплый маслянистый чад, завороженное ухо внимало великолепному действию надежной, управляемой энергии. Ход машины был подобен тихой поступи пантеры, сопровождаемой шелестом ее черной шерсти, а вокруг раздавался легкий свист стали – все это усыпляло и одновременно чрезвычайно возбуждало. И здесь я вновь ощутил то, что ощущаешь, находясь позади мотора самолета, когда сжатая в кулак рука толкает рычаг газа вперед, и раздается ужасающий рев силы, стремящейся оторваться от земли; когда ночной скорый поезд устремляется вглубь циклопических ландшафтов Рура, и столбы пламени, вырываясь из доменных печей, пронзают темноту, тогда среди бешеного движения душа более не видит ни одного атома, который бы не находился в работе. Это холодная, ненасытная ярость, какое-то очень современное чувство, которое, заигрывая с материей, уже предвкушает очарование опасных игр, – можно пожелать, чтобы она еще долго искала для себя свои символы. Ибо она, как верная губительница идиллии – пейзажей старого стиля и уюта в духе бидермейер – будет выполнять свою задачу тем более основательно, чем позже займет свое место в новом мире ценностей.
О ты, стальной змей познания – нам следует тебя околдовать, иначе ты сам задушишь нас!.. (AH I 154).
Вчера, во время ночной прогулки по отдаленным улицам восточного квартала, где я живу, передо мной открылась одинокая мрачная картина. В решетчатом окне подвала я увидел какое-то машинное отделение, где без всякого человеческого присмотра вокруг оси со свистом вертелось огромное маховое колесо. В то время как через окно вырывался наружу теплый маслянистый чад, мое завороженное ухо внимало великолепному действию надежной, управляемой энергии. Ход машины был подобен тихой поступи пантеры, сопровождаемой шелестом ее черной шерсти, а вокруг раздавался легкий свист стали – все это усыпляло и одновременно чрезвычайно возбуждало. И тут я вновь пережил то, что ощущаешь, находясь позади мотора самолета, когда сжатая в кулак рука толкает рычаг газа вперед и раздается ужасающий рев силы, стремящейся оторваться от земли. Нечто подобное переживаешь, устремляясь ночью вглубь циклопических ландшафтов: столбы пламени, вырываясь из доменных печей, пронзают тьму, и среди бешеного движения душа более не видит ни одного атома, который не находился бы в работе. Высоко над облаками и глубоко внутри сверкающих кораблей, когда мощь разливается по серебряным крыльям и железным нервюрам, нас охватывает гордое и болезненное чувство – чувство опасности, и не важно, путешествуем ли мы в роскошной каюте лайнера как в перламутровой скорлупе, или ловим противника в перекрестии прицела.
Трудно уловить характер этой опасности, ибо она предполагает одиночество, завуалированное коллективным характером нашего времени. И все же каждый занимает сегодня свой пост
Стальной змей познания ложится кольцами, поблескивая ровными рядами чешуи, и в руках человека его работа оживляется во сто крат. Теперь он словно дракон распростерся над землями и морями, и если сначала его мог обуздать едва ли не каждый ребенок, то теперь своим огненным дыханием он испепеляет многолюдные города. Тем не менее, бывают мгновения, когда песня машин, тонкое жужжание электрического тока, грохот стоящих на реках турбин и ритмические взрывы в моторах вселяют в нас какую-то тайную гордость, которая подобна чувству победы.