Сердце искателя приключений

По переписке с братом можно in nuce проследить рождение ряда эссе, увидеть, как оттачивается инструмент языка. То же самое справедливо и по отношению к переписке Юнгера со многими единомышленниками: художником Рудольфом Шлихтером, юристом Карлом Шмиттом, философом Хуго Фишером. Как растение, хорошо укорененное в почве и освещенное солнцем, он с благодарностью принимает советы, мысли, зрительские и читательские впечатления своих корреспондентов, впитывает их в себя, а потом воздает сторицей, заставляя изумляться роскошным плодам их дружеского общения. Корреспонденты почти никогда не противопоставляют друг другу каких-то «мировоззренческих» или философских позиций[73]. Их занимает другое. Скорее, они соревнуются в изяществе трактовок одного и того же предмета, захватившего их обоих. Речь идет не о понятийной тонкости мысли, а о меткости зрения и образного языка.

Так, из корреспонденции Юнгера и Шлихтера, особенно интенсивной в годы работы над «Сердцем», вырисовывается общий – и довольно пестрый – круг чтения. Прочитанные книги Шлихтер посылает Юнгеру: здесь и Музиль с Конрадом, и «Восстание масс» Ортеги-и-Гассета (примечательно, что у автора «Рабочего» это эссе не вызывает никакого отклика) с «Семью столпами мудрости» Лоуренса и «Южноафриканские размышления» Кайзерлинга (отношение к «Школе мудрости» у Юнгера было весьма критическим) с «Экспериментальной магией» Штауденмайера. Среди этих книг – запрещенный в Германии «Сад пыток» Октава Мирбо, которому Юнгер посвящает целое письмо (от 26 августа 1937 года). «…Мирбо прав в том, – пишет он, поблагодарив за очередную посылку, – что прекрасное воздействует тем сильнее, чем ближе боль <…> Жаль только, что он наслаждается за счет тех несчастных, с которых сдирают кожу. Было бы лучше, если бы он сам подвергся опасности – тем больше была бы радость». В конце Юнгер замечает: «И хорошо, что книга здесь запрещена. Совсем не обязательно, чтобы это искусство подавления доводили до совершенства особые специалисты»[74]. Шлихтер (в письме от 14 сентября 1937 года) делает Юнгеру упрек в излишне моральной оценке: созерцание жестокости и ее переживание нельзя смешивать друг с другом, у Мирбо красота и боль оттеняют друг друга, более того, красота «соблазняет к боли». «Чередование дня и ночи – роскоши и уничтожения, enchantement и désenchantement, льда и огня – порождает совсем другое сознание, чем личное участие в одной из этих сил»[75]. Ответ Юнгера на это письмо, его дружеский ответный дар, – великолепный пассаж о Мирбо в эссе «Жестокие книги»[76].

Говоря об «эмпирическом материале», послужившем писателю для работы над «Сердцем», нельзя не коснуться темы «путешествий». Ведь Юнгер был не только страстным читателем, но и путешественником, который использовал каждую поездку как повод для «упражнения в зрении»[77], в частности, для энтомологических штудий.

Весну 1925 года Юнгер – в ту пору уже студент биологии Лейпцигского университета – провел в Неаполе, работая на «Зоологической станции» профессора Антона Дорна. К этому времени относятся неаполитанские заметки «Сердца». В 1929 году он совершает еще одно путешествие в Италию, на Сицилию, а в 1931-м посещает Париж, Испанию и Балеарские острова. Летом 1932 года Эрнст Юнгер вместе с Фридрихом Георгом отправляется в Далмацию, где, как он признается в одном письме, «познает стихии огня, земли и моря». Через несколько лет, в 1935-м, он едет с Хуго Фишером («Магистром» дневников) в Норвегию[78]. С октября по декабрь 1936 года он посетил Бразилию, Канарские острова и Марокко[79]. Пока Юнгер находился в «атлантическом путешествии», его жена Грета фон Йензен сняла дом в Юберлингене на Боденском озере. Там, полный «просветленного» настроения, привезенного из Бразилии, он дописывал «Фигуры и каприччо». За это время в «букете», как называет книгу сам автор, появились, пожалуй, самые роскошные цветы[80].

Во второй редакции «Сердца» бросается в глаза некая хронотопическая закономерность в чередовании каприччо. Наиболее страшные картины – «Ужас», «Чужой», «Монастырская церковь», «Черный рыцарь», «Прогулка по берегу», «Жестокие книги» – связаны с Берлином и Лейпцигом и в большинстве своем восходят к первой редакции. Удаленность от жизни больших городов, напротив, оказывается той плодородной почвой, на которой вырастают «мусические» по своему настроению фрагменты, написанные в (нижнесаксонском, северном!) Госларе и южном Юберлингене, или привезенные из путешествий (Неаполь, Рио-де-Жанейро, Понта Дельгада, Балеарские острова). После «Фигур и каприччо» Юнгер приступает к работе над новеллой «На мраморных утесах», которую заканчивает в конце лета 1939 года уже в небольшом местечке Кирхорст под Ганновером. В августе он был мобилизован в чине капитана, а через год находился со своей ротой по ту сторону линии Мажино.

Стереоскопия, магия и символы