Сердце Малого Льва (СИ)

Наконец в глаза ударил яркий свет вестибюля. И первое, что он увидел, когда опомнился после прыжка, было потрясенное лицо Анастеллы на фоне ярко разрисованной стены. Юная художница вспыхнула, уронила масляную кисточку на пол и отвернулась, совершенно по- детски закрывая лицо ладошками.

— Черт… — вырвалось у него, — глупее не придумаешь.

Потом взглянул на Оливию, на ее холодное лицо с торжествующей улыбкой в уголках губ, и понял, что вовсе ей не плохо, и ничего у нее не болит.

— Браво, — усмехнулся он, — что дальше?

— О чем вы? — холодно отстранилась Оливия, как будто и правда была ни при чем.

— Если ты уже излечилась, я готов проводить тебя до комнаты.

— Зачем это?

— Мне всегда нравились стервы. Наверно, потому, что напоминали мне мою мать.

— Которую вы убили, — мрачно зыркнула глазами Оливия.

— Тебя я не буду убивать, — сказал он, начиная раздражаться, — ты стерва меньшего масштаба.

— Лучше утешьте свою бывшую невесту, — презрительно ответила она, — если сумеете.

Руэрто оглянулся. Анастеллы уже не было в вестибюле. Да и догонять ее было бы бесполезно.

— С моей невестой ты меня рассорила окончательно, — сказал он.

— Ну и отлично! — не скрывая своего злорадства, заявила Олли, — так вам и надо обоим!

Она пошла по коридору, но он удержал ее за руку.

— А мне-то за что?

— Пусти!

— Что я тебе сделал, Олли?

— Мне?! — она дернула плечом и вырвалась, — ничего! Сначала помог, а потом обозвал стервой, вот и всё! Отстань от меня! Разбирайся со своей истеричкой, мне нет до вас никакого дела!

Минут пять он стоял в коридоре совершенно сбитый с толку. А вдруг она и правда ни при чем, просто так совпало? И что тогда? Девчонка заболела, а он наговорил ей всяких гадостей.

Неудивительно, что она разозлилась. С ее-то норовом!

В свое время с ней запутался Ольгерд. Теперь очередь дошла и до него. Руэрто прошел по коридорам, заглядывая во все двери. К этой странной девушке тянуло, как в омут.

— Олли в шестнадцатой комнате, — сказали ему наконец, — на втором этаже.

Олли открыла, закутанная в пуховый платок. В кухонном уголке этой немудреной студенческой комнатушки уже кипел чайник. Вид у девчонки и в самом деле был больной.

— Слушай, извини, — сказал Нрис, — я черте что подумал.

— Бывает, — усмехнулась она.

— Впустишь меня?

— А заразы не боитесь?

— Кажется, мы перешли на «ты».

— Это со злости.

— Ничего, мне понравилось.

— Ну, так не стой в дверях.

Он вошел. Оливия поправила на плечах пуховый платок, потом неожиданно вскинула руки и обняла его. Щека ее горела, а сердце под шалью стучало как бешеное. Он крепко прижал ее к себе, совершенно не понимая, что происходит. Зачем он здесь, и что ему от нее надо? Что-то связывало их, но в то же время мешало ему вести себя с ней так, как с другими женщинами.

Может, то, что когда-то он считал ее своей дочерью?

Руэрто почувствовал от нее мощную теплую волну «белого солнца», переходящего в «голубую плазму». Ольгерд предупреждал, что у этой девицы энергия Прыгуньи, хотя в такое слабо верилось.

— Кто ты, Олли? — проговорил он изумленно.

Так же резко, как обняла, она оттолкнула его. Лицо снова стало недовольное.

— Интересно, за кого ты меня принимаешь?

— Не знаю, что и думать.

— Я тоже! И я устала от ваших подозрений!

Олли отошла к столу, кутаясь в платок, и принялась деловито заваривать себе чай с травами.

— Ты не можешь отрицать, что ты необычная девушка, — сказал он, садясь за стол, — это очевидно.

— Я царица Нормаах, — усмехнулась она, — это я уже слышала. И видела. И я уже говорила, что ничего не знаю.

— Такое ощущение, что и знать не хочешь.

— Да, не хочу!

— Это, по меньшей мере, странно. Тебе даже не любопытно. Тебя это злит.

— Да?

— А злит потому что пугает. Чего ты боишься, Олли?

Она пожала плечами.

— Да с чего ты взял, что я боюсь?

— Ты в «синем луче», — сказал он, — а только что была в «белом солнце».

— Я? — глаза ее просто панически расширились.

— Я не Ольгерд, — усмехнулся Руэрто, — я всё вижу.

— Не надо было тебя пускать, — вздохнула она после минутного замешательства.

— Почему? — посмотрел он ей в глаза.

— Потому что… — она вскочила, — не о чем нам с тобой разговаривать! Уходи!

Странно это было слышать от женщины, которая только что так пылко его обнимала.

Вообще, перепады ее настроения просто ставили в тупик.

— Мы можем вообще не разговаривать, — предложил он, — хочешь?

— Я хочу, чтобы ты ушел.

— От такой женщины?

Оливия попятилась к двери, лицо ее было бледное и злое.

— Ничего, найдешь другую, — нервно заговорила она, — у тебя их всегда было полно! Они липли на тебя как мухи! Потому что ты Прыгун, Эрто, им нужна была только твоя энергия!..

Думаешь, они тебя любили? Хоть одна?! Ничего подобного! Они умели только брать от тебя…

Никто тебя не любил, кроме матери…

— Как ты меня назвала? — похолодел он, — и что ты тут болтаешь о моей матери?

— Извини, у меня жар, — опомнилась она, — я уже брежу.

— Бредишь? — он подошел к ней, — мне так не показалось.

— Уйди, прошу тебя, — проговорила она измученно.

— Это всё, что ты от меня хочешь?

— Да. Всё.

— Неправда.

— Правда.

— Когда-нибудь тебе всё равно придется всё рассказать, Олли.

Она поджала губы.