Сердце Малого Льва (СИ)

— В нашей семейке еще не такое бывает. Ты еще не знаешь, какая она оказалась сука… А я еще самолично перетащил ее змееныша вместе со зверинцем… Нет, с нашей семейкой не соскучишься!

— Ты говорил, что Прыгуны только вы?

— Ну да.

— А я… знаю еще одного, — заявил Льюис.

Про дядю Роя он, как было велено, молчал.

— Не свисти, — усмехнулся Герц.

— Это правда.

— Да? И кто же это?

— А ты никому не проболтаешься?

— Я вообще-то болтун. Но когда меня просят, я молчу.

Льюис стиснул руки. Оказалось, что совсем не просто об этом сказать.

— Представляешь, я тоже Прыгун, — наконец признался он, — и мне от этого так странно… просто не знаю, как жить.

Герц сел. Лицо его озадаченно вытянулось.

— Ты так мало похож на вруна, Ангелочек, что, наверно, заболел. Вот что делает с людьми несчастная любовь! Бедный мальчик! Возомнил себя Прыгуном… Что ж, и такое бывает.

Называется мания величия.

— Но это в самом деле правда.

— Тебе кофе? Или коньячку? А конфетку хочешь, малыш?

— Герц…

— Всё хорошо, детка. Всё в порядке. Нагнись, я тебя поцелую!

— Иди ты к черту!

Льюис невольно начал злиться, а при этом теперь его распирало от энергии.

— Ого! — Рыжий неожиданно подскочил и отполз на противоположный край кровати, — что это с тобой?!

— Злюсь.

— Чтоб я сдох! Ты фонишь как синий прожектор! Может, я уже допился до чертиков?

— Говорю тебе, я Прыгун! — раздраженно повторил Льюис.

— А я тогда кто? — ухмыльнулся Герц, — шизофреник?

Через полчаса он поверил. Правда, для этого пришлось расколоть синей сферой все светильники и дверцы буфета.

— Мама родная… — наследник стряхнул с покрывала осколки плафонов и словно в ознобе в него замотался, — вон ты кто! А я-то думаю, что ты мне так нравишься, Ангелочек! А мы, оказывается, родственники!

— Да никакие мы не родственники, — в который раз объяснил Льюис.

Он-то знал, что его отец — представитель совсем другой, еще не известной людям цивилизации.

— Я всем родственник, — заявил Герц, — и Индендра, и этим Оорлам, что б им пусто было. Я плод, так сказать, совместных усилий.

— Но я-то нет!

— А кто же ты, по-твоему?

— Я просто другой!

— Как это, другой?

— Ну, я не знаю…

Герц принес подсвечник из другой комнаты, руки его дрожали, когда он подносил пламя зажигалки к свечкам.

— Вот и я не знаю. И с мамочкой твоей темная история. Она что, тоже была какая-то особенная?

— Возможно, — хмуро сказал Льюис, — я об этом ничего не знал.

— А как ты вообще допер, что ты Прыгун?

— Разозлился, — соврал Льюис, хотя был недалек от истины.

— А! Ну, это бывает! Я как разозлюсь, у меня тоже клапаны срывает.

— Вот и у меня сорвало.

— Это я заметил! Я сразу понял, что ты только прикидываешься ягненком. Когда ты мне врезал в коридоре. Прям как дед…

— Извини, — еще раз повторил Льюис.

— А прыгать тоже сам научился?

— А чего там сложного?

— Вообще-то ничего. Но отец меня учил. Жаль, что ты у нас сирота… да ты не огорчайся! Я тебе буду и за папу, и за маму. Хочешь?

Он стоял с подсвечником, замотанный в покрывало и с петушиным гребнем на голове. В нем смешалось зловещее и нелепое, дьявольское и шутовское, великое и мелкое. Он был замечательный.

— А за друга? — спросил Льюис.

— И за брата, — кивнул наследник престола, — мой-то, как оказалось, полный кретин.

7

Вокруг столицы стояли лагеря наемников. Даже близко подойти к городу было невозможно. Правда, Синтии это не касалось. Она, как обычно, привязала лапарга в лесу неподалеку, потом вспомнила, что больше не вернется, и отпустила его совсем. И пошла пешком по рыхлому снегу. Трудности плотного мира уже не пугали ее, долго оставаться в нем она не собиралась.

Лапарг еще долго бежал за ней, не понимая своей внезапной свободы. Она стала невидимой, но зверь упорно бежал на ее запах.

— Пошел! — в который раз крикнула она, срываясь уже на визг, потом подошла, прослезилась и поцеловала его в теплую мохнатую морду, — ну иди же, милый. Не мучь меня, иди!

Слезы капали и остывали не ветру. Она растерла их по щекам колючей варежкой. Слабость ей была не нужна.

Возле лагеря лапарга поймали, посчитали, что хозяин убит. А хозяйка вздохнула и побрела дальше по глубокому, вязкому снегу.

Было не столько холодно, сколько ветрено и промозгло. Наемники сидели у костров, поглощали свою ужасную пищу из убитых и зажаренных на огне животных, пили вино и громко гоготали. Царь Ихтох обещал хорошо заплатить им, Лафред был схвачен, дуплоги обессилены. Чего им было опасаться?

Синтия с трудом держала поле невидимости, холод и слякоть отвлекали. Иногда ей казалось, что эти пьяные дикие рожи смотрят прямо на нее. Казалось, что и ее сейчас поймают, разденут, свяжут и поджарят на костре. Сами рурги были более культурные, а эти дикари с юга мало чем отличались от дуплогов с севера.

Когда лагерь закончился, Синтия вместе с повозками прошла в городские ворота. Она добралась до базы и почти упала на руки Тиберию.

— Наконец-то, — сказал он с облегчением, — я уж и сам за тобой собрался. Твоим дуплогам не поздоровится.

— Да, я видела эти рожи.

Она села к камину, протягивая к пламени окоченевшие руки.

— А где Леган?

— У царя. Вошел наконец к нему в доверие.

— Как ему это удалось?