Улетели Кера, потом семейство Конса, потом Ольгерд с Рицией. Нрис стоял один посреди огромного зала и чувствовал, что ему совершенно не хочется возвращаться одному в свой дом, в свой роскошный, утонченный, увешанный картинами и утыканный голограммами музей.
Скорее уж тянуло на кладбище.
За окном становилось всё сквернее. Он выпил еще рюмку на дорожку, сунул в карман уцелевший лимон и, зажмурившись, точно в ледяную воду, прыгнул в вестибюль женского общежития.
Время было подходящее: занятия в университете уже закончились, а вечерняя смена в Центре еще не началась. Студенточки деловито шмыгали по коридорам в халатах и тапочках, с кастрюлями подмышкой, с питательными масками на лицах и с полотенцами на головах. Эту изнанку девичьей жизни ему, пожалуй, видеть не следовало.
Оливия долго не открывала, но он уже чувствовал, что она там, за дверью. Что-то тянуло его сюда неумолимо, то ли загадка, то ли непонятная опасность, то ли мокрый снег за окном и внезапный приступ одиночества. А может, просто бутылка коньяка, распитая на троих.
Наконец дверь отворилась. Дьяволица стояла с мокрыми волосами, в желтеньком халатике за двадцать юн, потертом, порванно-зашитом и почти прозрачном.
— Не хотела вас впускать, — сказала она, — но потом поняла, что вы же всё равно войдете.
У нее уютно горела простая лампочка в красном абажуре над кухонным столиком, и пахло чем-то жареным.
— Я уже вошел, — сказал он, глядя ей в глаза.
— Пока только в мою комнату, — усмехнулась эта бестия.
— Да? — оторопел он от такой наглости.
— И то без приглашения, — добавила она.
— По такому поводу, может, заваришь мне чаю?
— Вы только за этим пришли?
— Нет, конечно. Но надо же с чего-то начать?
Оливия взяла со стола чайник и подошла к раковине. Мокрые волосы были гладко зачесаны назад, отчего она казалась старше и строже. Еще старше и еще строже. Порой он забывал, что перед ним юная девушка.
— Чай я вам, конечно, заварю. Но ни на что другое не рассчитывайте.
— На что другое? — усмехнулся Руэрто.
Это действительно было забавно: он, Прыгун, один из аппирских правителей, владелец замков на многих планетах, а заодно и наложниц в этих замках, сидел в казенной комнатушке у какой-то студентки в заштопанном халате да еще и выслушивал от нее заблаговременный отказ!
— На то, — раздраженно сказала Оливия, — вы все хотите у меня что-то выведать. Кто я, что я… И мне это надоело. Я вам ничего не скажу, так и знайте.
— Вон что… — Нрис вынул из кармана лимон и положил его на стол, — мед у тебя есть?
— Мед?
— Да. Лимон с медом помогает от простуды.
— Спасибо. Но я уже здорова.
— А это мне, — он убедительно кашлянул, — я больной.
— Больной? — удивленно повернулась к нему Олли.
— Прыгуны тоже не железные.
— Вы больше похожи на пьяного.
Она была совершенно невыносима и этим отличалась от всех остальных женщин.
Пожалуй, никто, кроме матери, не смел с ним так разговаривать.
— Лекарство было на спирту, — соврал он и закашлялся надолго для большей убедительности.
— И вы… пришли ко мне лечиться?
— Я сам не знаю, зачем пришел.
Он сел. Он и в самом деле не знал, зачем пришел и зачем сидит сейчас под тусклым красным абажуром.
— Подождите…
Оливия вздохнула, деловито полезла в кухонный шкафчик и достала оттуда баночки с травами. Она выставила их на стол и стала по ложке насыпать в стакан.
— А температура есть?
— Нет. Пока только горло.
— Мерзкая осень. То дожди, то слякоть.
Сладко запахло заваренной травой, даже голова закружилась от этого запаха.
— Ах, да, мед… — Оливия снова отошла к шкафчику, потом поставила банку на стол, потом совершенно неожиданно встала сзади и положила ему руки на шею.
— Здесь болит?
Ладони у нее были горячими как компресс. И грудь, и живот, которыми она прижалась к его спине, тоже полыхали жаром как духовка.
— Угу, — кивнул он.
— Вечно ходишь без шарфа. Неужели так трудно замотать горло! А шапку? Наверно, тоже не носишь? Все Прыгуны — пижоны! Думают, что они боги… а сопли у них такие же, как у всех остальных!
Он ошалел от очередной ее перемены, даже сказать ничего не мог, только сидел и наслаждался давно забытым состоянием из детства и юности, когда нежные поглаживания матери сопровождались ее бесконечным ворчанием.
— А голова не болит?
Она даже пальцы запустила ему в волосы как мать. У Руэрто озноб пробежал по коже, ему показалось, что за спиной его стоит Сия. Чего только не померещится спьяну! Но, во всяком случае, он понял, что так притягивает его к этой дьяволице. Она ему не дочь. По генам они даже близко не родственники. Но она еще хуже. Она слишком напоминает ему его мать!
Руэрто взял ее руки, от пальцев уже шло голубое свечение. Сия тоже снимала ему боль «голубой плазмой».
— И давно у тебя это? — спросил он хрипло.
— Здесь началось, на Пьелле.
— И тебе не интересно, откуда это?
— Ну вот! — Оливия вырвала свои руки и недовольно села за другой край стола, — всё сначала! Лечись-ка ты лучше чаем!