— Па, тебе пора переходить на чай.
— В связи с чем? — усмехнулся он.
— Просто, — смутилась она, — это я всем советую. От кофе сердце болит.
— Сердце болит совсем от другого, — сказал он, — грей свои котлеты.
Она что-то спросила про комиссию, что их так интересует в Центре Связи. Он ответил с усмешкой, что интересует их в общем-то одно: где связь? Почему до сих пор их исследования не дали никаких ощутимых результатов. Вообще-то результаты были, но всё упиралось в эксперимент с круговой установкой для проверки основной гипотезы, и все давно это знали и торопились, как могли…
— Вообще-то у меня к тебе серьезный разговор, па, — наконец призналась Ингерда.
Всё остальное было, конечно, несерьезно!
— О чем? — спросил он, не сомневаясь даже, что когда у дочери такой виноватый вид, речь пойдет о внуке.
— Об Эдгаре.
— Ну-ну. Я думал о Герце.
Ингерда вздохнула, вынимая котлеты из печки.
— О Герце уже поздно что-то говорить.
Ричард сочувствовать ей не собирался. Он сел и придвинул к себе тарелку.
— Меня они оба не интересуют. Что один, что второй.
— Эдгара ты сам вырастил, — напомнила ему дочь, — как ты можешь так говорить?
— Вот-вот, — кивнул он, — Зела тоже его вырастила. И что мы получили в результате?
— Что получили, то получили, — сказала Ингерда, — не век же теперь на него злиться?
— Чего ты хочешь, дочь? — внимательно посмотрел он на нее.
— Хочу, — ответила она, — чтобы ты его спас… если это еще возможно.
— От чего я должен его спасать? — усмехнулся Ричард, — от его зеленой ведьмы?
— Па, от него уже две недели никаких вестей, и я просто чувствую, что с ним что-то случилось. Чувствую, ты понимаешь?
— Это всё?
— Не всё. Еще мне снился ужасный сон. Я даже проснулась!
— Мне тоже иногда снятся ужасные сны. И что?
Ингерда заерзала на стуле.
— Я же мать, как ты не понимаешь? Я сердцем чувствую! А что, если с ним в самом деле что-то случилось? Мы же не простим себе!
Бывало, что Прыгуны пропадали месяцами, иногда даже годами, рановато было беспокоиться об Эдгаре спустя две недели, но Ричард почему-то встревожился, глядя в горящие глаза дочери. Встревожился, но тут же подавил в себе эту слабость.
— Случилось так случилось, — сказал он, — пусть сам выпутывается, не маленький.
— А если не сможет?!
— Сможет.
— А если нет?! Ты только предположи!
Предполагать не хотелось, он был в ссоре с внуком и мириться пока не собирался. Зела никогда бы ему этого не простила.
— Кто его туда послал? Директория? Вот пусть Директория его и вытаскивает.
— Па! Ты же знаешь, как Леций занят. У него комиссия.
Ричард только пожал плечами.
— А у меня — нет?
Дочь вскочила, ее терпение, кажется, лопнуло.
— Я думала, хоть ты меня поймешь! А ты…
— А я в полном дерьме по его милости, — тоже с раздражением сказал Ричард, — я могу его понять и простить… но тогда я потеряю жену.
Ингерда схватила ртом воздух, потом выпалила:
— Да ты ее и так уже потерял!
Потом стало тихо. Они оба сидели за столом и стучали вилками по тарелкам.
— Извини, — сказала дочь, опустив голову, — сорвалось с языка.
— Да нет, ты права, — сказал он с каменеющим сердцем, — терять мне действительно нечего.
— Папа…
За эту минуту ему вдруг всё стало ясно, как будто в темные уголки его души проник яркий и пронзительный луч.
— Я полное ничтожество, дочь, — сказал он с горечью, — она давно не любит меня, а я так цепляюсь за нее, что готов предать собственного внука. Зачем?
— Папочка…
— Ты права. Этого романтика нужно вытаскивать с Вилиалы. Так хотя бы ты успокоишься, а то на тебе лица нет.
Он встал и спокойно сунул тарелки в мойку. Ингерда подошла сзади и прижалась к нему.
— Спасибо, па. Я так люблю тебя!
— Любишь? Тогда завари мне кофе.
К вечеру он передал все дела заместителям и сказал, что несколько дней его не будет. Это вызвало у всех легкий шок, но ему уже было всё равно. Ричард вообще уже не знал, что его может взволновать в этой жизни. Он всё решил для себя, и после такого решения его жизнь кончилась. «Пора на пенсию», — подумал он, вылетая из полпредства, — «или в лучший из миров».
Домой они с Зелой прилетели почти одновременно. Она собиралась на спектакль, который давали специально для земной комиссии. Ричард остановился в дверях гостиной и посмотрел на нее совершенно другими глазами, не как на свою жену, а как на совершенно постороннюю женщину. От этого она не стала менее красивой и желанной, просто стала вдруг чужой.
К этому предстояло еще привыкнуть. Он подумал, что в этом доме ни за что не останется, и в этом городе, и на этой планете. Старый пес уйдет на пенсию, вернется в свой домик на Земле и будет мирно ловить рыбу в Сонном озере. Вот только Эдгара вытащит.
— Это ты? — слегка смутилась Зела, в последнее время она всегда напрягалась, когда он появлялся, наверно, тоже боялась последнего разговора или лишнего вопроса.
— Кто же кроме меня? — усмехнулся он.
— Просто ты так редко появляешься, что это уже удивительно, — сказала она.
Платье на ней было черное, золотые волосы наискосок заколоты перламутровым гребнем, глаза как всегда изумрудные и глубокие, нервные глаза, тревожные, лихорадочно блестящие.