Герцу всё еще казалось, что он участвует в каком-то спектакле. Скорее из любопытства он поднялся и протянул руки. Шлем был сделан в виде львиной головы с раскрытой пастью.
На лбу у этого золотого льва были выгравированы две большие аппирские буквы «А».
Колени почему-то ослабели от такого сюрприза.
— Не может быть, — пробормотал Герц.
— Разве это не твоя эмблема, Аггерцед Арктур?
— Ох… похоже, что моя…
Шлем был тяжелый. Руки дрожали от волнения. Странно было осознавать, что в мире всё так переплетено и связано: планеты, народы, времена… Сколько еще тайн было в этой необъятной вселенной! В эту секунду он почувствовал, что отвечает теперь за всё: за будущее, за прошлое, за Пьеллу, за Шеор, за любой каприз таинственных богинь судьбы.
— Ну почему я? — спросил он с досадой, — почему?!
— Золотые львы живут на небе, — ответил шаман, — а ты — на земле. Кто же, кроме тебя?
Вот именно, кто? Ни отца, ни деда, ни старшего брата не было рядом. Да и не их инициалы стояли на шлеме. Дрожащими руками Герц надел шлем на голову. Странное при этом у него было чувство — смесь вселенской гордости и сожаления о том, что беззаботной жизни больше не предвидится.
Он был еще маленьким львом, львенком. И сердце его стучало неровно и часто.
— Я… я скоро вернусь, — сказал он, — я непременно сюда вернусь. И вы еще увидите, что я тут устрою!
Часть 5
ВОЗВРАЩЕНИЕ
1
Ольгерд приколотил новую полку и вышел на крыльцо. Тоже новое. Новой метлой Элгира подметала двор, окруженный новым забором.
— Можешь расставлять свои горшки, — сказал он, щурясь от солнца.
Конс и Леций предпочитали ходить с другими львами на охоту, Кера объезжал дозором окрестности, Руэрто торчал на сторожевой вышке, которую они сами и построили. Ольгерду приходилось оставаться дома. Он не мог отойти далеко от Риции.
За целый месяц Риция так и не пришла в себя, задержавшись где-то между жизнью и смертью. Она лежала на носилках в тени сосен, рядом преданно сидел Льюис. Его забота о ней сначала раздражала Ольгерда, мальчишка вообще его раздражал, но теперь он это оценил.
Хозяйка подошла вместе с метлой.
— Хочешь кислого молока?
— Лучше просто воды.
— Тогда ступай к колодцу. Бочка пуста.
— Понял, — усмехнулся он, — ты на полку-то посмотри.
— Я и так знаю, что ты мастер, — пожала она своими худыми плечами, — чем ты раньше-то занимался?
Ольгерд и сам не подозревал, что у него будут получаться полки, ступеньки и табуретки.
— Водил звездолеты, — сказал он и удивился, как давно это было, — потом раскапывал древний город как раз вашей эпохи.
Ведьма просветила его вспыхнувшими глазами, словно прочитала все его мысли. Он этого терпеть не мог. Когда-то ему самому случалось видеть будущее, это только мешало, он стеснялся этого как подглядывания и подслушивания. Местные улыбчивые львицы таким комплексом явно не страдали.
Ольгерд сошел с крыльца, деревянные ведра стояли под окном, они тоже все потрескались.
— У тебя хоть что-нибудь за триста лет не развалилось? — проворчал он.
— Разве ты это хотел спросить? — спокойно ответила она.
Он так и застыл, наклонившись за ведрами, потом распрямился и взглянул на нее.
Элгира не улыбалась, она была серьезна. Травянистые глаза смотрели так пронзительно, словно видели то, что сам о себе не знаешь.
— Не лезь в душу, — разозлился он.
— А ты сам-то в нее смотришь хоть иногда?
— Это уже не твое дело.
— Как знать. Вы все мне не чужие.
— Чего ты хочешь, Элги?
— Я? Это ты хочешь спросить меня и боишься.
— О чем?
— Сам знаешь, о чем.
Ольгерд взглянул на полянку, где Льюис пучком травы отгонял от Риции мошку. Она была живая, пила, ела с ложечки, стонала по ночам, иногда открывала глаза, но никого не узнавала. Когда он слышал эти стоны, он ненавидел Сию и себя. Всем было больно, Консу с Лецием тоже, но на них хотя бы не было вины! Не поцелуй он тогда Оливию, не дай он ей надежду, не оттолкни он ее потом так холодно и презрительно, может, она и пощадила бы его жену?
Он стоял посреди солнечного, чисто подметенного двора, шумели на ветру кроны сосен, попискивали птицы, сушились мытые горшки на плетне, и здесь ему предстояло выслушать свой приговор.
— Говори, — сказал он хрипло, — что с ней?
— Ее больше нет здесь, — с сочувствием посмотрела на него ведьма, — есть только ее тело.
Твоя Риция ушла к небесным львам.
— К вашим? — содрогнулся он, — здесь, в прошлом?
— Для вас это уже настоящее, тигр Ольгерд. Когда ты к этому привыкнешь?
Привыкнуть к этому было невозможно. Так же как и невозможно было это понять. Пели птицы, кудахтали куры, сушились горшки на плетне, — и это было прошлое, которое давно стало настоящим!
— Значит, она никогда не очнется? — спросил он подавленно.
— У нее нет мыслей, — ответила Элгира с беспощадностью хирурга, — она пуста. Вы сможете научить ее пить, есть, ходить, говорить отдельные слова… Но она никогда не вспомнит тебя, Ольгерд. Это только ее тело. Мне очень жаль.
— Ты можешь ошибаться, — сказал он, — ты не знаешь, что происходит при временных смещениях.
— Но я знаю, что происходит в ее голове, — ответила вдова, — и в твоей душе.