Кондор был немногословен, его вежливость оказалась предельно лаконична. Да и жевал он без особого аппетита.
— Как дела, Лью? — спросил Конс наклоняясь.
— Спасибо, — так же лаконично ответил он, — всё нормально.
Завтрак был подан в роскошной посуде, но состоял из обычных консервов. Содержание намного уступало форме, но форму Прыгуны явно уважали. Они как-то мигом забыли, что еще вчера закусывали у костра, ходили в холщовых рубашках, не брились и утирались рукавом. Азол Кера восседал в аппирском халате, Леций — в своем белом костюме с голубым плащом, Конс — в фиолетовом с белым, Руэрто — в желтом с синим, Герц — в малахитово- зеленом с золотистым, совершенно неузнаваемый без своего парика и краски. Женщины были еще более нарядны, а эрхи и вовсе великолепны.
Только в Ольгерде Оорле осталось что-то простое и родное — обычный серый свитер с закатанными до локтя рукавами. Он сидел хмурый, и только когда принесли кофе, оживился.
— Хоть тут наконец напьюсь по-человечески!
— Мы припрятали в подвале настоящий кофе, — улыбнулся слуга у него за спиной, — да дуплоги его и не потребляют.
— Неужто не распробовали?
— Мы сказали, что это порошок морить клопов.
Все рассмеялись, Льюис тоже.
— Откуда во дворце могут быть клопы? — раздраженно спросила Ингерда, — что за глупость? Это же не ночлежка.
— Но дикари-то об этом не знали, — пожал плечом слуга, — у них везде клопы, госпожа, даже во дворцах.
— Какая гадость…
— Ничего, выведем, — уверенно сказал Герц, — очистим Шеор от всякой нечисти.
— Что значит, выведем? — строго посмотрела на него королева, — ты-то здесь при чем?
— Ты разве не знаешь, мамочка, что я решил отправиться на Шеор?
— Зачем? Морить клопов?!
Рыжий пожал плечом.
— Развлекаться. Здесь-то и без меня обойдутся. Разве нет?
— Аггерцед… — посмотрела она на него с ужасом.
— Что? — уставился он на нее со своей пошловатой улыбочкой.
— Герц, мы это еще не обсуждали, — сказал ему Леций нахмурившись.
Рыжий только невинно захлопал своими голубыми глазами.
— Я должен с тобой это обсуждать?
— Прекрати. Это серьезный вопрос.
— Серьезные вопросы, папочка, ты решаешь на совете Директории. А я, как известно, туда не вхожу.
— Что за чушь ты говоришь?
— А я кроме чуши ничего и не умею говорить. Ты что, не знал? Тебе вообще с сыном не повезло.
Ингерда резко встала из-за стола.
— Я тебя предупреждала, — нервно сказала она Лецию, — вот! Полюбуйся!
Леций побледнел, красивое лицо его застыло.
— Сейчас не время для семейных сцен, — сказал он сухо.
— У тебя никогда нет времени для семьи! — тут же взорвалась его нервная жена и вышла из зала.
Рыжий продолжал спокойно жевать бутерброд с паштетом.
— Никогда не женитесь на женщине с зелеными глазами, — усмехнулся Руэрто, — они слишком непредсказуемы!
— Ты в чем-то прав, — кивнул Ольгерд, — но у нас это семейная болезнь.
— У вас много семейных болезней, — недовольно заметила Анзанта.
Льюис чувствовал себя не в своей тарелке. Он слишком мало об этом смешанном семействе знал и еще меньше понимал, что тут происходит. На что злилась Ингерда? Зачем придурялся Рыжий? Что так задело прекрасную эрхиню? Почему Ричард Оорл на Наоле? Всё, что он понимал — это то, что совершенно здесь лишний.
Анастелла почти не смотрела на него, но потом, когда все поели, все-таки подошла к нему.
— Здравствуй, Льюис.
Наверно, когда-то это должно было случиться. Вот и случилось. У него снова стали ватными колени. Он оперся руками о подоконник и даже оглянулся на сосны за окном, чтобы за эту секунду взять себя в руки.
— Здравствуй.
Она была худенькая, с короткой стрижкой под мальчика, веснушек поубавилось, а реснички оставались все такими же белесыми.
— Как твои дела?
— Как? Нормально.
— Вряд ли, Лью. Я же всё о тебе знаю.
— Правда, нормально, — потупился он, — бывало хуже.
— Извини…
— Да не за что…
Они оба смущенно замолчали на какое-то время. Казалось, и говорить-то больше не о чем. Всё прошло, всё кануло, и даже бабочки на стене закоптились.
— Ты теперь будешь жить у Леция?
— Да.
— И в Директорию войдешь?
— Это они на совете решат.
— Конечно, войдешь, раз Леций хочет. Ты же Прыгун. И место Риции теперь свободно.
— Не хотелось бы занимать чье-то место.
— Займи свое.
Льюис с трудом сдерживал колотящееся сердце, он плохо понимал, о чем разговор и зачем он нужен. Просто стояла она, смотрела своими серыми глазами, девушка, которую он любил, и которая разлюбила его.
— Ты теперь прекрасный принц, — грустно улыбнулась она, — а не бедный студент. У тебя всё будет хорошо… А я улетаю на Землю. Я так решила.
— На Землю? — вздрогнул он, — зачем?
— Учиться у мастера Ламгарди. Он хвалил мои работы. Да и не могу я больше на Пьелле.
— Почему?
— Мы тут тоже натерпелись. Хочу забыть всё поскорее.
Глаза у нее были грустные-грустные.
— Родители еще не знают, — вздохнула она и опустила дрожащие ресницы, — они теперь хотят, чтобы я вышла за тебя замуж. Только как я могу? Студента бросила, а за принца пойду?
Какая-то пошлость получается…
Льюис себя принцем рядом с ней не чувствовал, он вообще этого не чувствовал и всего на свете смущался. Действительно получалось неловко: теперь ей навязывали в мужья его!