— Я сейчас всё приготовлю, — сказала она, — но ничего живого у меня в холодильнике нет.
— Тогда пойду поймаю в саду, — бодро ответил Эдгар.
Коэм только усмехнулся.
— Ты думаешь, это так просто?
В саду было темно. Заливистые лягушачьи трели не прекращались, но как только он делал шаг по направлению к солисту, то тут же слышал поспешный шлепок. Хитрые земноводные твари ныряли в свои лужи и канавы. Это раздражало.
Зато на полянке, в звездном свете ночного неба он увидел совсем необычное зрелище.
Гибкая фигурка Антика, кажется, совершенно лишенная костей, а заодно и одежды, выделывала какие-то немыслимые движения, явно собираясь улететь в космос. Лауна предупреждала, что ее талантливый и утонченный сын набирается вдохновения таким вот образом. В сочетании с буйными ароматами цветов и плесени это было уже невыносимо.
— Эй, парень, — сказал Эдгар, выходя из кустов.
Антик вздрогнул и так и обернулся во взлетающей позе с поднятой как крыло рукой.
— Простите, вэй… — явно смутился он.
— Слушай, поймай мне лягушку пожирней, а?
— Лягушку?
— Вы же лучше видите в темноте.
— Вам какую? — совсем упавшим голосом спросил юный танцовщик, — аэлеснакис, вамаргруса или, может, гигантскую харзеперую?
— Не-е, харзеперую не надо, — покачал головой Эдгар, — куда уж мне харзеперую!
— Тут еще много типримакисов, но они очень мелкие.
— Мелочь тоже не берем.
Антик вздохнул, огляделся и покорно двинулся куда-то в гущу деревьев. Эдгар последовал за ним.
— Если вы идете за мной, — обернулся мальчишка, — то снимите ботинки. Аэлеснакис всё слышат.
— Боже ты мой, — подивился Эдгар и разулся.
Трава была мягкая и мокрая. На цыпочках они добрались до широкой канавы. Берега ее кишели влюбленными особями вамаргрусов, аэлеснакис и гигантских харзеперуй. Мелкие типримакисы тоже попискивали, но их было почти не слышно в этом хоре.
— Вон ту хотите? — спросил Антик, указывая куда-то в темноту.
— Хочу, — кивнул Эдгар, не глядя.
— Дайте, пожалуйста, вашу куртку.
— Это еще зачем?
— Так вернее.
Антик подбирался к лягушке очень грациозно, как истинный танцовщик. Его длинные босые ноги неслышно погружались в высокую траву и взлетали над ней. Чем-то он напоминал Эдгару кузнечика. Потом этот кузнечик резко прыгнул и упал всем телом в прибрежную тину. Послышались множественные шлепки по воде: хор распался.
— Ну что? — спросил Эдгар подходя.
— Вот, — протянул ему Антик мокрую тряпку, облепленную тиной.
— Что это?
— Ваша куртка, вэй.
— Та-ак. А где аэлеснакис?
— На дне.
Эдгар брезгливо взял куртку двумя пальцами. С нее с подозрительной вонью что-то стекало. Впрочем, у самого ловца вид был не краше.
— Да, танцуешь ты, видать, лучше.
— У нас много канав, вэй.
— Я понял.
У другой канавы он решил действовать сам. Здоровая, размером с курицу, тварь хорошо просматривалась на облюбованном ею бугорке, в воде отражались звезды.
— Харзеперуя, — с трепетом прошептал Антик, — гигантская!
— Сейчас мы ее, — хищно оскалился Эдгар.
Его прыжок был стремительным и мгновенным, ладони даже почувствовали склизкую влажность кожи ускользающей добычи, а лицо ощутило всю прелесть болотной маски. Эдгар долго утирался, отплевывался и сморкался тиной.
— Не пора ли нам домой? — усмехнулся он, вовремя поняв тщетность этого занятия.
— Тут еще много канав, — умоляюще сказал Антик.
— Нет уж. С меня хватит.
— Вон там, вэй. За кустами. Я точно поймаю, у меня в детстве знаете как здорово получалось?
— Детство — категория проходящая, — философски заметил Эдгар, вставая с липкого пригорка.
— Я сейчас!
Юное дарование всё же бросилось за куст, прошуршало там, притаилось, плюхнулось, вспоминая детство, в жижу и что-то с досадой простонало.
У порога они еще пообтекали, чтобы не наследить в доме.
— Ты не помнишь, где я бросил ботинки? — спросил Эдгар.
— Нет, вэй, — скромно потупился юноша.
— И я не помню…
— Оба в душ! Немедленно! — визгнула Лауна, — что за мальчишество! Эд, это всё твои шуточки! С ума сошли, у мальчика завтра генеральная репетиция!
В душе они стояли под горячими струями воды, выскребая из всех отверстий ил.
— Вы ее извините, вэй, — смущенно сказал Антик, мыля свои длинные белые волосы, — она стала очень нервная в последнее время. А вообще она не такая.
— Всё в порядке, — успокоил его Эдгар, — я твою маму прекрасно знаю… А с чего бы ей нервничать?
— Из-за папы.
— А что с папой?
— С папой всё хорошо, вэй. Ей просто это кажется.
На большие откровения воспитанный юноша не пошел.
— Слушай, потри-ка мне спину, — сказал Эдгар, разомлев от горячих струй.
— Как это? — изумился парень.
— Обыкновенно, мочалкой.
— Мочалкой?
Такового предмета в быту лисвисов не было. Их нежная кожа не выносила грубых прикосновений. Антик тупо смотрел на него из-под струй, моргая длинными, мокрыми ресницами.
— Успокойся, — усмехнулся Эдгар, — я пошутил.