Сердце Москвы. От Кремля до Белого города

В статье Кошанского (возможно, лицейского учителя Пушкина) о первоначальном эскизе памятника, помещенном в «Журнале изящных искусств», отмечалось, что скульптор «представил минуту самую решительную, великую. Вид Минина тверд и решителен; в глазах приметно ожидание чего-то великого, и полу-отверзтые уста его, кажется, говорят Герою: Спаси Отечество! Взор Пожарского устремлен к небу, сомнение и надежда, желание и ожидание помощи свыше, кажется, одушевлены в чертах Героя… Как искусно великие Художники умеют говорить изображению всеми чувствами!».

На памятнике запечатлен момент встречи Минина с князем Пожарским. Минин, показывая рукой на занятый польско-литовскими интервентами Кремль, предлагает Пожарскому возглавить ополчение и вручает ему меч, позади обеих фигур лежит шлем. Пожарский опирается на щит с ликом Христа, внимательно слушает Минина, готовясь встать, его правая нога вытянута: как видно, князь еще не оправился от ран. Как писали современники, для скульптора всегда было сложным изобразить одежду героических фигур: они не могли быть одеты в современную, и обе фигуры представлены Мартосом в стилизованных древнеримских одеждах с некоторыми русскими особенностями – художник одел их в широкие порты.

Постамент украшен двумя барельефами: на лицевой стороне изображена сцена сбора средств на ополчение, слева скульптор поместил свою фигуру (профильный портрет вылепил его ученик С.И. Гальберг) вместе с двумя сыновьями, которых он отдает на алтарь отечества. На заднем барельефе изображена батальная сцена: русские ополченцы наступают на бегущих поляков, из которых особенно выразительна фигура защищающегося щитом от меча Пожарского.

На пьедестале надпись: «Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия в лето 1818». То, что на первом месте был поставлен Минин, простой гражданин, в некую противоположность князю Пожарскому, вызвало негативный отклик Пушкина, который отнюдь не одобрял выхода на первые роли купеческого сословия. А талантливый журналист и купец Николай Полевой так писал: «…кто из нас не умилялся, взирая на величественный памятник, который гражданину Минину и сотруднику его князю Пожарскому воздвигла благодарная Россия! Имя Минина поставлено впереди, и справедливо: без него что мог бы сделать Пожарский…»

Еще две надписи, своеобразные автографы создателей памятника, находятся на плите под фигурами. Одна из них – на задней стороне: «Сочинилъ и изваялъ Iоаннъ Петровичъ Мартосъ родом из Ични», а вторая – слева: «Изъ металла произвелъ Василий Петровичъ Екимовъ».

Памятник Минину и Пожарскому есть пример подлинно монументального искусства, где каждая деталь точно выверена и работает на создание героического образа двух патриотов. Как настоящее истинное произведение скульптурного искусства, памятник рассчитан на круговой обзор, на восприятие с разных точек, на последовательное раскрытие смысла монумента. Это один из замечательных московских памятников, которых так мало в столице, – в ряду с опекушинским Пушкиным и андреевским Гоголем.

На возведение монумента был объявлен сбор средств, в котором принимала участие буквально вся Россия. После открытия памятника издали книгу, в которой вслед за кратким описанием торжества на Красной площади на 229 страницах убористого текста приведен список фамилий жертвователей, начиная с императора Александра I, внесшего 20 тысяч рублей, далее перечислялись дворяне и купцы, чиновники и мещане, ремесленники и крестьяне по всей России, жертвовавшие от 5 тысяч рублей до 50 копеек. Тут же были и представители многих национальностей – грузинский царевич Баграт, итальянец Иван Борцо, англичанин Джон Драйздел, грек Федор Мекровитов, армянский священник Мина Иванов, немецкие цеховые и многие другие.

Памятник Минину и Пожарскому вызывал сильные чувства у россиян. Вот как отзывался о нем молодой Белинский в письме к родным: «Когда я прохожу мимо этого монумента, когда я рассматриваю его, друзья мои, что со мной тогда делается! Какие священные минуты доставляет мне это изваяние! Волосы дыбом подымаются на голове моей, кровь быстро стремится по жилам, священным трепетом исполняется все существо мое, и холод пробегает по телу. Вот, думаю я, вот два вечно сонных исполина веков, обессмертившие имена свои пламенной любовью к милой родине… Имена их бессмертны, как дела их. Они всегда будут воспламенять любовь к родине в сердцах своих потомков. Завидный удел! Счастливая участь!»

Поэт Николай Станкевич, обуреваемый такими же чувствами, написал в 1829 г.:

Сыны отечества, кем хищный враг попран,
Вы русский трон спасли – вам слава достоянье!
Вам лучший памятник – признательность граждан,
Вам монумент – Руси святой существованье!

Через 100 лет уже другой молодой поэт, комсомолец, писавший под псевдонимом Джек Алтаузен, имевший, как писал его старший современник Александр Жаров, «правильную установку в работе», опубликовал это: