Но ее идол тоже был повержен и даже хуже. Его разъело и отнесло к Ангмале, которая стала такой же красной, как и кровавая река Ворона в мороке. Не было ни замковой чуди, ни колдунов, ни теней, лишь аспиды – здоровый и раненый – громко кричали, вспарывая своими острыми телами кровавое поднебесье. Будто они в состоянии его зашить. Как будто можно все исправить.
– Дарен! – позвала я. – Нерад! Где ты?
Но никто не отзывался.
Если Ворон убьет Дарена, сделка завершится. Если Ворон убьет Дарена, то Ворон-Странник окончательно воплотится в Срединном мире. А игла станет просто орудием власти над Ратью.
Жертва Альдана окажется напрасной.
Я должна как-то остановить Ворона. Как-то задержать его…
Понимая, как мало у нас осталось времени, я бросилась через сад к Древу.
И Дар во мне полыхал. Жилы горели жаждой, умоляя пустить по ним колдовской сок. Серый город молчал, снежный прах летел в лицо, залеплял глаза, и я отчаянно бежала вперед, по существу не зная, что сделать, и заставляя гоняться по телу кровь, чтобы не остановиться, не застыть, чтобы почувствовать себя живой и настоящей. Казалось, стоит замереть, как меня настигнет бездонное молчание каменного города, поглотит, утащит во тьму, из которой нет возврата. И это было страшнее, чем то гулкое небытие, к которому я лишь раз прикоснулась в битве за Печать и которое миновала ценой нити своей жизни и милостью Крылатой, позволившей мне погрузиться в воды небесной реки. Это был Шепот и вечная жизнь раба у Ворона-Странника.
Ледяные деревья расступились.
Мне навстречу явился прозрачный, едва заметный Царёг. Рядом с ним летал в воздухе такой же едва заметный дух-обережка. В облике ящерицы.
– Вы, – выдохнула я, подставляя им руку.
Царёг сел мне на плечо, а ящерица устроилась на голове.
– Мы проводим тебя, – слабеющим голосом сказал Царёг. – Скорее, Лесёна.
Они, словно живые, самые обыкновенные существа, льнули ко мне, не давая забыть, сколь обманчива сейчас явь и как хрупка в ней сама жизнь.
Я дома, в Нзире. Я верила, что Альдан выбрался. Если он успеет, мы лишим Ворона его главного преимущества.
– Где Ханзи? Дети?
– Велена с детьми спрятались в читальне.
– Крылатая, помоги!
Та, что ведает жизнями, ведает и смертью. Ее власть на границе, и грань размыта. Но имя древней богини призвало ночь, и Червоточина прильнула ближе к Нзиру. Мне вдруг подумалось, что небесная царапина связана не только с Вороном и Нижним миром, но и с Дареном, она его метка, дыра, сквозь которую сочится в Срединный мир неведомое. Она – клеймо несогласия. Она…
– Древо, Лесёна, – прохрипел мне на ухо Царёг.
Я нырнула сквозь остатки ледяных деревьев и остановилась, глядя на то, что Нижний мир сделал с Древом и царем Нзир-Налабаха. Терновник полз вверх, впиваясь в кору, а древесный сок жидкой позолотой стекал вниз; на окровавленные плечи Дарена; на терновник, врезавшийся в корни Древа. Золотой… Древо оставалось последней яркой искрой жизни в омертвевшем городе.
Но и оно тускнело, сдаваясь под напором кровожадной хляби.
Червоточина надвинулась на верхушку Древа и втягивала ее в свое нутро, перемалывая и превращая в ничто. Дарен, без сознания, был прикован к Древу терновыми узами и почти полностью скрылся под ними.
Тысячи рук, сотканных из теней, тянулись из земли, с холма предков, из кроваво-красной Ангмалы, но гаснущий свет Древа одновременно удерживал их, не давал достать до Дарена и в тоже время делал видимыми.
Ворон собирался взять свое.
Я не знала, как остановить все это.
Не было во мне ни сил, ни мудрости. Я прижала к груди кота и ящерицу, словно они были моими оберегами, погладила, а затем опустила на землю.
Это мир еще принадлежал нам.
– Ты даешь лишь тень жизни, ведь и сам – тень бога, вечно бегущий за ним, но не поспевающий! – сказала я, глядя поверх своих вскинутых рук на происходящее. – Сколько ни сули подарков, никто тебе не служит по-настоящему. Если прежде ты и был силен, то теперь правишь лишь страхом!
– Тебе страшно?
– Очень, – прошептала я. Мои руки принялись удлиняться, превращаться, меняться, покрываться чешуей. Дар растекся по телу, наполняя его жидким пламенем, дымом и гарью.
Ну, вот и все.
Пора измениться и мне.
Я все еще не знала, какой он, мой Сад Души, и, может, никогда не узнаю, но у меня сейчас есть только этот, затканный терновником, в моем самом любимом городе. Городе, где я обрела дом и стала собой.
Вдох.
Вот она – точка моего равновесия.
Между страхом и всем, что я люблю.
Я взмыла в воздух, сдаваясь силе, перекраивающей мое тело. Следом послышался треск костей, и тело прошила резкая, острая боль, которая отступила так же быстро, как и пришла. Теперь уже не огонь, а раскаленный воздух заполнили меня целиком, и небо вдруг стало понятно так же, как и земля.