Сердце-пламень

«Но ведь договаривались же с ней как-то раньше. Умели. Знали. До того, как…»

Ноги вынесли Дана к кургану Мечислава.

Курган, под которым тот якобы лежал, стоял в стороне от дороги, но к нему тянулась проторенная тропа. По обе стороны от тропки были оставлены подношения – от нитки рябиновых бус до почерневшего, вросшего серебра, от тусклопоблескивающих монет до чешуек аспида. Дан почему-то повернул к кургану, хотя знал, что тратить время, когда надо спешить в Цитадель, – верх неблагоразумия. Альдан к тому же теперь прекрасно знал, что тот, кому люди несут дары, никогда не покоился в этой земле.

Сколько камней было положено в основание, не счесть! Будто расписная шкатулка, будто надменная, ослепляющая, напоказ выставленная первая красавица, гордая, неприступная, языкатая – терем лишал дара речи. Богатство его так ошеломляло, что Дан понял, отчего и до линдозерских краев добирались песни о славе и величии стольного града.

Но только здесь не было великого жреца.

Люди сами сделали это место великим своими жертвами.

О чем шептали они свои просьбы здесь? Их слова слышали эти камни да белокаменные стены города. Немыслимо, сколько отчаяния в человеке, что даже из груды камней он может сотворить для себя оплот надежды.

Людям нужно верить. Не потому ли старые боги стали чудовищами, когда Мечислав заговорил про Единого?

Нет. Нет! Они осквернили себя сами. Своими последователями, колдунами. Их делами!

Альдан бросился к Цитадели.

Широкими шагами он пересекал переходы и ярусы, пока не очутился у двери предка. А распахнув ее, в земном поклоне опустился.

С губ слетело:

– Прости, отец. Расскажи мне все, пожалуйста.

Мечислав, чье присутствие здесь угадывалось по очертаниям в тени, ответил:

– Входи, сын мой. Теперь ты готов услышать.

13. Пред ликом ее

В том, чтобы жить в отдельных покоях, есть свои преимущества: когда затеваешь уборку, можно выкинуть все, что не нравится, и никому об этом не докладывать.

Я нещадно этим пользовалась, благо, зелье Дарена еще действовало. Большую часть того хлама, которым были заставлены покои, я спустила с лестницы, попутно напугав спешивших к Эсхе учеников, а остальное сгребла в кучу у входа на растопку.

Затем я заставила Царёга добыть мне кадушку с теплой водой и мыльный корень. Я скребла, мыла, чистила, мысленно ругалась с упрямцем-Минтом… В середине уборки ко мне заявился Лис. Пробравшись через завалы рухляди, он, отдышавшись, затащил старую, но добротную лавку.

– Только не говори, что из своих покоев приволок! – воскликнула я. – Просто не переживу такой щедрости.

– Как ты могла заподозрить меня в таком? – оскорбился рыжий. – Нет, у меня своего добра тоже немного. Я все-таки не Созидающий, как Тормуд. Это он у нас умелец. Мое дело простое. Шел мимо лекарской, дай, думаю, лишнее пристрою.

Я выгнула бровь.

– Если ты не идешь в лечебницу, лечебница идет к тебе. – И Лис с кривой улыбочкой опустился на лавку.

Как будто его кто-то приглашал остаться!

– Наши сказали, ты тут буянишь, – добавил он.

– Ничего не буяню! – Я сорвала со стены и швырнула в угол пыльную холстину, бывшую когда-то знаменем. – Навожу порядок! Эти покои, видимо, служили кладовой для всей сломанной утвари на нашем ярусе!

От поднявшегося облачка пыли Лис чихнул и обиженно потер покрасневший нос.

– Чего ты злишься-то?

– Отправили меня на выселки, думали, я тут без всех вас страдать буду, загибаться от холода? А вот нет уж!

– Мы с Эсхе тоже живем на этих выселках. И ничего, кстати. До трапезной так вообще рукой подать.

– Не надо мне от вас никаких милостей! – пробурчала я, выметая мусор из угла. Оттуда с писком вылетели мыши.

– Царёг! – заорала я. – Ты как такое допустил вообще?!

– Я тебе кот, что ли, простой, мышей гонять? – донеслось рассерженное откуда-то с кучи.

– Ну-ка явись сюда!

Но наглая чудь не отозвалась. Зато Лис, с задумчивым видом подперев рукой щеку, глазел на бегущих мышей.

– Эй, а ты чего расселся? – прикрикнула я на него. – Тут тебе не бесплатное представление!

Лис нахмурился:

– Ты как с учителем разговариваешь, девчонка?

– Да мне хоть учитель, хоть царь, хоть воевода чудской! Своей дорогой иди!

– Я тебе лавку принес, между прочим. Какой-никакой благодарности-то стоит!

Я содрала еще одно старое знамя и тоже бросила его в общую кучу.

– К лешему ваши благодарности! К лешему ваши объяснения! Ваши эти подачки…

Этот ваш Дарен! Что сложного было сказать сразу, что творит Ворон? Снизошел до объяснения, когда уже столько воды утекло! Какого чудня он мне все сразу не рассказал? Ведь мог еще тогда, когда у меня был Дар!

– Он не знал всего, – сказал Лис с безмятежным лицом. – Да, ты сказала это вслух.

Я осеклась. Со страхом посмотрела на приоткрытую дверь.

– У тебя дерзкий язык, – меряя меня долгим взглядом, сказал Лис. – За эти слова я бы сейчас заставил тебя драить все башни в Нзире, пока не заблестят, но, на твое счастье, этот наш Дарен велел тебя не трогать. Даже отработки тебе отменил, представляешь?

Я дошла до постели и медленно опустилась на нее.