Сердце тьмы

Спускаясь по крутой тропинке к пристани, я вздрогнул, когда из тени кустарника и валунов неожиданно возникла задрапированная женская фигура. Она вышла из-за скалы и скользнула мне навстречу. Через мгновение я понял, что это была не кто иная, как служанка Фрейи – наполовину малайка, наполовину португалка. В доме время от времени мелькало ее оливковое лицо с ослепительно белыми зубами. А иногда я видел эту девушку издалека: готовая явиться на зов хозяйки, она сидела под деревом в плодовом саду, расчесывая и заплетая свои черные как вороново крыло волосы. Этому занятию она, казалось, посвящала почти все свои свободные часы. Нередко мы обменивались кивками и улыбками, а иной раз и несколькими словами. Метиска была миловидное создание. Однажды я не без удовольствия наблюдал, как она корчит выразительные смешные рожицы за спиной у Хемскирка. Насколько я знал (от Джеспера), девушка была, как комическая субретка, посвящена в тайну своей госпожи и согласилась сопровождать Фрейю на ее не вполне обычном пути к алтарю, с тем чтобы в дальнейшем прислуживать ей на протяжении «долгой и счастливой» замужней жизни.

Я не мог предположить, зачем метиска разгуливает возле бухты, если не ради встречи с собственным возлюбленным, а поскольку на всем маленьком архипелаге вроде бы не было никого подходящего на эту роль, я даже вдруг подумал, уж не нарочно ли она подстерегает именно меня. Девушка помедлила – робкая, закутанная с головы до ног и полускрытая темнотой. Я сделал шаг ей навстречу, и то, какие чувства я тогда испытывал, касается лишь меня одного.

– В чем дело? – спросил я очень тихо.

– Никто не знает, что я здесь, – прошептала она.

– И никто нас здесь не увидит, – ответил я тоже шепотом.

До меня донеслось бормотание:

– Я так испугалась…

И в следующую же секунду высоко над нашими головами, с веранды, до сих пор освещенной, пугающе внезапно прозвучал звонкий и властный голос Фрейи: «Антония!» Издав приглушенный возглас, нерешительная девушка исчезла. По зарослям кустарника пробежал шорох, после чего все затихло. Я остался стоять в недоумении. Свет на веранде погас. Подождав немного, я снова зашагал вниз по тропе, в высшей степени удивленный.

События того вечера я помню особенно хорошо, потому что это был последний раз, когда я посетил Нельсоново бунгало. В Сингапуре меня ожидали телеграфные сообщения, прочитав которые, я принужден был немедленно оставить службу и ехать домой. С большим трудом добыв себе место на почтовом пароходе, отплывавшем уже назавтра, я все же успел отправить два письма – одно Фрейе, другое Джесперу. Позднее я написал более пространно, уже одному только Джесперу. Ответа не было. Я разыскал его единокровного брата, служившего адвокатом, – спокойного маленького человечка с землистым лицом, раздумчиво поглядевшего на меня поверх очков. Джеспер был единственным сыном от второго брака своего отца и не пользовался расположением старших членов семьи.

– Вы давным-давно его не видали? – повторил я, скрывая раздражение. – Позвольте спросить, какой срок означает «давным-давно» применительно к вашему брату?

– Это означает, что мне решительно все равно, увижу ли я его когда-нибудь, – парировал низкорослый законник, внезапно придя в скверное расположение духа.

Я не мог упрекать Джеспера за то, что он не тратит время на переписку со столь неприятным родственником. Но вот отчего не написать мне – вполне приличному другу? Я был ему другом настолько, что объяснял его молчание забывчивостью, естественной для того, кто познал неземное счастье. Я снисходительно ждал, но так ничего и не дождался. Восток ушел из моей жизни, не оставив даже эха, – словно камень, упавший в колодец небывалой глубины.

Глава 4

Полагаю, почти все, что бы мы ни делали, может быть оправдано благими намерениями. Ежели смотреть отвлеченно, то нет ничего похвальнее желания девушки сохранить покой «бедного папы», а также любой ценой уберечь своего избранника от совершения поступков, ставящих под угрозу будущее счастье влюбленной пары. В каком другом стремлении найдете вы столько нежной любви и столько здравого смысла? Кроме того, нельзя забывать о присущей Фрейе уверенности в себе и о свойственном всем женщинам – всем разумным женщинам, хочу я сказать, – нежелании делать шум из подобных вещей.

Как я уже говорил, Хемскирк объявился в Нельсоновой бухте вскоре после приезда Джеспера. Уже то, что бриг стоял у скалы прямо под домом Фрейи, лейтенант находил для себя оскорбительным. В отличие от Эллена он не устремился на берег прежде, чем якорь успел коснуться почвы, а, напротив, долго расхаживал по шканцам, бормоча что-то себе под нос. Когда же он наконец велел спускать шлюпку, голос его прозвучал сердито. Если Джеспера существование Фрейи возвышало до состояния самозабвенного блаженства, то для Хемскирка оно было причиной тайных мук и желчных многочасовых размышлений.