Сердце тьмы

– Следующий раз, когда мы увидимся наедине и я вот так тебя обниму, будет уже на борту. Ты и я, и бриг… Целый мир на всю жизнь… – Тут Джеспер неожиданно выпалил: – Сколько можно ждать? Какое-то чувство подсказывает мне, что пора тебя увезти. Я мог бы взять тебя на руки и сбежать вниз по тропе, ни разу не споткнувшись, ни разу не коснувшись земли…

Фрейя замерла. Слыша страсть в его голосе, она сказала себе, что, стоит ей только еле слышно произнести «да» или хотя бы легчайшим вздохом выразить согласие, он сделает так, как говорит. Он способен на это – унести ее, не касаясь земли. Она закрыла глаза и, улыбнувшись в темноте, с упоительным головокружением позволила себе на миг забыться в его руках. Но прежде чем он успел обнять ее крепче, девушка высвободилась и, вполне овладев собой, отошла в сторону.

Такова была непреклонно разумная Фрейя. Белая фигура Джеспера не шелохнулась, но его глубокий вздох не мог ее не тронуть.

– Ты безумец, ты ребенок, – сказала она с дрожью в голосе. Затем вдруг переменила тон: – Никто не может меня увезти. Даже ты. Я не из тех девушек, которые такое позволяют. – От силы этого заявления белая фигура словно немного съежилась, и Фрейя прибавила более мягко: – Неужели тебе мало того, что ты уже унес мое сердце?

Он пробормотал несколько нежных слов, а она продолжала:

– Я обещала тебе: сказала, что приду, – и приду, но только по собственной воле. А ты жди меня на корабле. Я сама поднимусь на борт, подойду к тебе и скажу: «Я здесь». И вот тогда я позволю меня увезти. Однако увезет меня не мужчина, а бриг. Твой бриг, наш бриг, наш красавец… Как я его люблю!

Услыхав неясный звук – нечто вроде стона, исторгнутого из души Джеспера не то болью, не то восторгом, – Фрейя ускользнула прочь. На веранде ждал другой человек – угрюмый черноголовый голландец, который мог устроить ссору между ее отцом и женихом, скандал, чреватый страшными словами и даже, вероятно, потасовкой. До чего скверная ситуация! Отгоняя от себя худшие опасения, Фрейя содрогалась при одной лишь мысли, что ей придется прожить три месяца рядом с несчастным, рассерженным, растерянным, обезумевшим человеком. А когда настанет день и пробьет час, что делать, если отец попытается удержать ее силой? Решится ли она оказать ему сопротивление? Однако более всего дочка старого Нельсона боялась жалоб и уговоров. Как им противостоять? В каком ужасном и нелепом положении она окажется!

«Не окажусь. Он будет молчать», – подумала Фрейя, быстро шагая к западной веранде. Увидав, что Хемскирк по-прежнему неподвижен, она опустилась в кресло у дверей и стала за ним наблюдать. Поза его не переменилась, только фуражка упала с живота на пол. Лейтенант насупил густые черные брови, искоса поглядев на Фрейю. Этот косой взгляд вкупе с крючковатым носом и неловкостью грузной фигуры показался девушке до того комичным, что она, при всем ее внутреннем беспокойстве, не удержалась от улыбки, которой постаралась придать примирительный вид. Ей не хотелось без нужды дразнить Хемскирка.

И он в самом деле смягчился. Ему не приходило в голову, что его наружность, наружность морского офицера, человека в мундире, может рассмешить девушку без всякого положения – дочку старого Нильсена. Воспоминание о том, как ее руки обвивали шею Джеспера, все еще раздражало и волновало лейтенанта. «Бесстыжая девка! – подумал он. – Улыбаешься, да? Вот, значит, как ты проводишь время? Дурачишь отца? Нравятся тебе такие забавы? Что ж, поглядим…» Положения он не переменил, однако его взгляд снова обратился к носкам ботинок, а на поджатых губах появилось подобие улыбки, только, в отличие от улыбки Фрейи, эта гримаса выдавала веселость дурного, зловещего свойства.

Фрейя ощутила жар негодования. Она сидела, сияющая, в свете лампы, сложив на коленях красивые сильные руки. «Гнусное существо!» – подумала она, и от внезапного гнева ее лицо залилось краской.

– Вы до смерти напугали мою служанку, – сказала она уже вслух. – Что на вас нашло?

Хемскирк, глубоко погруженный в раздумья о Нильсоновой дочери, испуганно вздрогнул, когда ее голос произнес эти неожиданные слова. Он вскинул голову и посмотрел на Фрейю в крайнем замешательстве.

– Я говорю об Антонии, – с нетерпеливой настойчивостью прибавила она. – Вы сжали ей руку до синяка. Зачем вы это сделали?

– Вы хотите со мною поссориться? – изумленно просипел Хемскирк и заморгал точно сова.

Он был смешон, а Фрейя, как все женщины, зорко подмечала смешное в наружности людей.

– Нет… Пожалуй, нет…

Она ничего не могла с собою поделать и расхохоталась – громко, звонко и нервно.

– Ха-ха-ха! – вдруг резко подхватил Хемскирк.

Из коридора послышались голоса и шаги. На веранду вышел старый Нельсон в сопровождении Джеспера. Отец взглянул на Фрейю одобрительно, поскольку любил, когда голландца удавалось привести в хорошее расположение духа, и охотно присоединился к смеху.

– Ну а теперь, лейтенант, – сказал он, бодро потирая руки, – пришло время отужинать.