Джеспер направился прямиком к балюстраде. Небо было полно звезд. На фоне бархатистой синевы ночи бухта, лежавшая внизу, казалась черной. На бриге и на канонерке мерцали красные огоньки, похожие на негаснущие искры. «В следующий раз, когда в этой бухте зажжется мой якорный огонь, я буду ждать ее на шканцах, а она придет и скажет: “Я здесь”», – подумал Джеспер, и его сердце словно набухло в груди от такого нестерпимого счастья, что он едва не закричал. Ветра не было. Внизу не колыхался ни единый лист, и даже море казалось всего лишь неподвижной безропотной тенью. Где-то далеко в безоблачном небе вздрагивала молния – тропическая зарница. Она играла среди низких звезд короткими, слабыми, таинственно упорядоченными вспышками, будто подавая непостижимый сигнал с другой планеты.
Ужин прошел спокойно. Фрейя сидела против отца, спокойная, но бледная. Хемскирк говорил только с Нельсоном. Джеспер держался безукоризненно: не позволяя себе слишком часто взглядывать на Фрейю, согревался ее присутствием, как все мы греемся на солнце, не поднимая глаз к небу, а очень скоро после ужина сказал, следуя полученным указаниям, что ему пора возвращаться на борт своего судна.
Сидя в кресле-качалке и попыхивая сигарой, Хемскирк имел вид человека, который угрюмо вынашивает план какого-то безобразного выступления. Так по крайней мере показалось Фрейе.
– Я прогуляюсь вместе с вами, – неожиданно сказал Джесперу старый Нельсон.
Он завел с капитаном «Бонито» профессиональную беседу об опасностях побережья Новой Гвинеи: как ему, старику, не поделиться своим тамошним опытом, когда Джеспер такой прекрасный слушатель! Фрейя хотела к ним присоединиться, однако отец нахмурился, покачал головой и многозначительно кивнул в сторону неподвижного Хемскирка, который сидел с полузакрытыми глазами, выдувая дым через вытянутые губы. Его не следовало оставлять одного, не то он мог обидеться. Фрейя подчинилась.
«Может, мне и правда лучше остаться», – подумала она. Женщины обыкновенно не имеют склонности обдумывать, а тем более осуждать, собственные слова и поступки, поскольку привыкли оправдывать их обескураживающим безрассудством мужчин. Однако, поглядев на Хемскирка, Фрейя испытала сожаление и даже раскаяние. Глядя на его большое вялое тело, можно было подумать, что он предается чревоугодию, но за ужином он съел очень мало, хотя выпил много. Мясистые мочки ушей – больших, некрасивых, с глубоким завитком по краю – горели пунцовым цветом на фоне плоских землистых щек. Тяжелые коричневые веки долго не поднимались. Находиться во власти такого существа было унизительно, и Фрейя, которая не умела себе лгать, с сожалением подумала: «Напрасно я с самого начала таилась от папы. Но, будь я с ним откровенна, какую жизнь он устроил бы мне?» Да, мужчины бывают нелепы по-разному: мило, как Джеспер, невозможно, как отец, или отвратительно, как эта уродливая фигура, развалившаяся в кресле. Вероятно, Фрейя могла бы с ним объясниться, но было ли это необходимо? «Нет, говорить с ним я не смогу», – подумала она. Когда же он, по-прежнему не глядя на нее, принялся яростно гасить недокуренную сигару о кофейный поднос, она, всполошившись, скользнула к роялю, торопливо подняла крышку и ударила по клавишам прежде, чем успела сесть.
В одно мгновение весь деревянный дом, стоящий на сваях и не застеленный коврами, наполнился громоподобными сумбурными звуками, но и сквозь них Фрейя слышала, чувствовала тяжелые хищнические шаги лейтенанта, ходившего взад-вперед позади нее. Совершенно пьян он не был, но захмелел достаточно, чтобы идеи, рождаемые его возбужденным воображением, казались ему вполне здравыми и даже прекрасными своей дерзостью. Зная, что Хемскирк остановился прямо за ее спиной, Фрейя не поворачивала головы. Она блестяще, одухотворенно играла яростную музыку, но вся похолодела, когда до нее донесся голос. Именно голос, а не слова. Их она сперва не поняла, смятенная оскорбительной фамильярностью тона. К тому же язык у лейтенанта несколько заплетался.
– Я подозревал… Конечно, я догадывался об ваших делишках. Я не ребенок. Но подозревать – одно дело, а видеть (видеть!) – совсем другое. Такие вещи… Полноте! Все мы не каменные. И когда девушка волнует мужчину так, как волнуете меня вы, мисс Фрейя… во сне и наяву, тогда, разумеется… Я-то многое повидал в жизни, ну а вам здесь, должно быть, скучно… Ах, не довольно ли уже бренчать на этом проклятом рояле!
Последняя фраза оказалась единственным, что Фрейя расслышала. Отрицательно помотав головой, она в отчаянии надавила на педаль, но не сумела заглушить голоса лейтенанта.
– Меня лишь удивляет, что вы… Английский торговец, простой парень… Много в здешних краях развелось таких наглых выскочек. Я бы враз разделался с этим отребьем! А меж тем у вас есть добрый друг, джентльмен, готовый целовать ваши ноги – прелестные ножки, – офицер, человек из хорошей семьи. Не странно ли? Да что там! Вы достойны принца!