Сердце тьмы

– Думаю, мне нужно будет наведаться к нему на борт и спросить, зачем он так внезапно покинул нас, – наконец объявил старик с суетливой деловитостью. – Отчего мне не несут мой утренний чай? Фрейя, ты слышишь? Вынужден сказать, ты меня поразила. Не думал я, чтобы молодая девица могла быть такой бесчувственной. А ведь лейтенант считает себя нашим другом! Что? Нет? Ну так по крайней мере он говорит, что друг нам. В нашем положении мы должны это ценить. Непременно! О да, я обязательно к нему пойду.

– Должны? – произнесла Фрейя без всякого выражения и мысленно прибавила: «Несчастный!»

Глава 5

Говоря о событиях последующих семи недель, необходимо прежде всего отметить, что старый Нельсон (или Нильсен) не успел нанести задуманный дипломатический визит. Канонерская лодка его величества короля Нидерландов «Нептун» под командованием оскорбленного и разъяренного лейтенанта неожиданно покинула бухту рано утром. Когда отец Фрейи спустился к морю, убедившись в том, что драгоценный урожай табака как следует разложен на солнце, канонерка уже огибала мыс, о чем он, Нельсон, впоследствии сокрушался на протяжении нескольких дней.

– Теперь я не знаю, в каком настроении духа лейтенант уехал, – жаловался он дочери, пораженный ее черствостью и почти напуганный безразличием.

Кроме того, необходимо отметить, что, покинув Нельсонову бухту и взяв курс на восток, «Нептун» вскоре прошел мимо брига «Бонито», заштилевшего близ пролива Каримата и тоже обращенного носом на восток. Капитан Джеспер Эллен, наяву нежно грезивший о Фрейе как о счастье, уже ему принадлежащем, не встал со своего лонгшеза на шканцах, чтобы посмотреть на «Нептун», который подошел так близко, что дым, внезапно выброшенный короткой черной трубой, прокатился между мачтами брига, на мгновение затмив белизну парусов, напитанных солнцем и отданных служению любви. Джеспер даже головы не повернул, но Хемскирк со своего мостика, вцепившись в латунный поручень, до тех пор напряженно изучал «Бонито», пока корабли не поравнялись друг с другом. Тогда он, утратив всякую уверенность в себе, зашел в штурманскую рубку и с шумом захлопнул дверь. В этом убежище он просиживал часами, хмуря брови и кривя рот, в сардонических размышлениях – этакий Прометей в путах порочного желания, терзаемый клювом и когтями униженной страсти.

Эту птицу ему было не отогнать, как цыпленка. Его одурачили, обманули, обвели вокруг пальца, завлекли, оскорбили и осмеяли… Теперь пернатое чудовище клевало его внутренности. Лейтенант не желал, чтобы о нем по всему архипелагу судачили как о морском офицере, получившем пощечину от девчонки. Могло ли быть, чтобы она в самом деле любила этого мошенника-торговца? Хемскирк старался гнать от себя такие мысли, однако образы, его осаждавшие, были еще хуже. Он видел ее – видел ясно, близко, в деталях, в движении, в цвете и в свете: она висела на шее у этого парня. Лейтенант зажмуривал глаза, но тщетно. Тогда начинала звучать музыка, тоже очень отчетливо. Он затыкал уши, но и это не помогало. Такую муку невозможно было вынести в одиночестве. Хемскирк выскакивал из рубки и с безумным блеском в глазах говорил о ничего не значащих вещах с вахтенным офицером на мостике под насмешливый аккомпанемент призрачного фортепьяно.

Наконец, следует отметить, что, вместо того чтобы направиться на остров Тернате, где его ждали, лейтенант Хемскирк отклонился от курса и пошел в Макасар. Там он сумел найти своим действиям какое-то оправдание, представил губернатору или иному высокопоставленному лицу некое предложение и получил разрешение поступать так, как считал целесообразным. Тогда «Нептун», не поворачивая на Тернате, двинулся на север вдоль гористого побережья Целебеса. Преодолев широкий пролив, он приблизился к низкому берегу, поросшему безмолвным девственным лесом и окруженному морем, которое ночью излучало сияние, а днем казалось ярко-синим с зелеными пятнами подводных рифов. Несколько дней кряду можно было видеть, как «Нептун» скользит то в одну, то в другую сторону вдоль побережья или бдительно кружит близ серебристых устьев под необъятным светящимся небом: ничем никогда не смягчаемое и не затмеваемое, оно щедро наполняло мир вечным тропическим солнцем – солнцем, чье неизменное великолепное сияние отягощает душу более тонкой, сокровенной и глубоко проникающей грустью, чем серые туманы Севера.