Сердце тьмы

Бриз внезапно посвежел. Я подумал, что пора увести мистера Бернса. Он имел вид лунатика, который того и гляди начнет бродить по палубе и сломает себе ногу или выпадет за борт. Но, к моему удовлетворению, он стоял на том самом месте, где я его оставил, и был, по видимости, вполне в здравом уме. Только что-то мрачно бубнил себе под нос. Это бормотание удручало.

– Такого бриза не было с тех пор, как мы снялись с рейда, – заметил я деловито.

– У ветра тоже есть сердце, – рассудительно проворчал мистер Бернс. Это были слова совершенно здравомыслящего моряка, однако он не замедлил прибавить: – Хватит мне уже валяться в каюте. Именно для этого момента я и копил силу. Для этого самого. Понимаете, сэр?

Я сказал, будто понимаю, и намекнул, что, на мой взгляд, ему бы лучше спуститься к себе и передохнуть.

Он ответил возгласом негодования:

– Спуститься? Даже речи быть не может, сэр!

Веселенькое дело! Мой старший помощник ужасно мешал мне. Он сразу же принялся меня увещевать. Не видя его в темноте, я чувствовал его безумное возбуждение.

– Вы не умеете правильно себя держать, сэр. Да и откуда вам уметь? От этого шепота и хождения на цыпочках толку не будет. Даже не надейтесь, что таким манером проскользнете мимо этого хитрого злого черта. Ведь он там не дремлет! Если б вы слыхали, какие речи он вел при жизни, у вас бы волосы встали дыбом. Нет-нет! Сумасшедшим старик не был. Он был в таком же здравом уме, как и я. Все дело в его коварстве. Многих оно пугало. Я скажу вам, кто он: вор, а в душе еще и убийца. Думаете, после смерти он изменился? Такие не меняются! Его туша лежит на глубине ста саженей, но он все тот же… На восьми градусах двадцати минутах северной широты.

Мистер Бернс вызывающе фыркнул. Я устало заметил, что, пока он ораторствовал, ветер сделался тише.

– Мне следовало вышвырнуть негодяя за борт, как собаку, – не унимался старший помощник. – Я только ради команды… Вообразите, каково мне было читать по такому мерзавцу заупокойную службу! «Наш усопший брат»! Мне хотелось расхохотаться, а он этого, кстати, не терпел. Думаю, я был единственный, кому хватило духу бросить ему вызов и посмеяться над ним. Когда он заболел, он стал бояться, что… Брат… брат… «усопший брат»… Да я скорее акулу братом назову!

Бриз стих так резко, что мокрые паруса тяжело ударились о мачту. Нас опять настигло проклятие мертвенного безветрия. Казалось, спасения нет.

– Ну и ну! – воскликнул старший помощник испуганно. – Снова штиль!

– Так продолжается уже семнадцать дней, мистер Бернс, – с горечью произнес я, как будто разговаривал с разумным человеком. – Дунет ветер, а потом тишина, а еще через секунду корабль разворачивается и несется черт знает куда.

Мистер Бернс ухватился за неосторожно сказанное мною слово.

– О да! Именно что черт! Старый хитрый черт! – пронзительно прокричал он и разразился таким громким смехом, какого я никогда не слышал.

Это был дразнящий, издевательский хохот с преувеличенно скрипучими нотами пренебрежения, от которых волосы вставали дыбом. Я попятился, совершенно растерянный. На шканцах послышалось смятенное перешептывание, чей-то взволнованный голос прокричал из темноты:

– Это кто там сошел с ума?

Быть может, матросы подумали на своего капитана? Та скорость, с которой бедняги могли передвигаться, не позволяет сказать про них, что они бросились ко мне, тем не менее все они удивительно быстро встали и смогли подняться на ют. Я крикнул им:

– Это старший помощник! Кто-нибудь, двое, держите его!

Я подумал, что представление окончится страшной потасовкой – своего рода битвой привидений, но мистер Бернс вдруг оборвал свой саркастический скрежет и свирепо завопил:

– Ого! Да вы никак заговорили? А я уж решил, будто у вас отнялись языки! Ну что ж, тогда смейтесь! Смейтесь, я вам сказал! Ну, все вместе! Раз, два, три!

Воцарилась минутная тишина – такая глубокая, что можно было бы услышать, как падает булавка. Потом Рэнсом невозмутимо проговорил своим приятным голосом:

– Мне кажется, сэр, он потерял сознание.

Замершая горстка людей ожила, послышались вздохи облегчения.

– Я держу его под руки. Кто-нибудь, возьмите ноги.

Да, нам всем сделалось легче. Он замолчал. На какое-то время. Еще одного взрыва его скрипучего хохота я бы не выдержал. В этом я был уверен. Вдруг Гэмбрил, суровый Гэмбрил, поразил нас новым вокальным номером. Он запел, прося подмены.

– Придите, кто-нибудь! – жалобно раздавались его завывания. – У меня больше нет сил! Сейчас опять начнется, и я не смогу…

Я бросился на корму, и в лицо мне ударил порыв ветра, который ухо Гэмбрила уловило издалека. Паруса на грот-мачте наполнились, издав несколько приглушенных хлопков. Рангоут отозвался тихой жалобой. Я едва успел взять руль в тот самый момент, когда Француз подхватил упавшего Гэмбрила. Оттащив его в сторону и сказав, чтобы он полежал покамест не двигаясь, маленький человечек перенял у меня штурвал и спокойно спросил:

– Как вести, сэр?

– Прямо по ветру. Сейчас принесу вам светильник.