Сердце тьмы

Вне всякого сомнения, это был тяжелейший движимый предмет, который когда-либо (считая от сотворения мира) появлялся на островке. Мощь звука, издаваемого им в стенах бунгало (служивших отличным резонатором), поистине потрясала. Его сладостный грохот разносился над морем. Джеспер Эллен говорил мне, что по утрам отчетливо слышал с палубы «Бонито» (своего восхитительно быстрого и ладненького брига), как Фрейя разыгрывает гаммы. Но этот малый всегда бросал якорь слишком близко к мысу, о чем я не раз ему говорил. Конечно, эти восточные моря почти неизменно спокойны, и небо над маленьким архипелагом обыкновенно бывало ясным, как нигде. И все-таки даже сюда время от времени прилетала послеполуденная гроза с острова Банка, а то и злобный шквалистый ветер с далекой Суматры. Нападая внезапно, они на пару часов обступали островки кольцом вихрей и сине-черной мглы самого устрашающего вида. Тогда опущенные тростниковые жалюзи неистово дребезжали на ветру, бунгало сверху донизу сотрясалось, вокруг с грохотом мелькали ослепительные молнии, а Фрейя садилась за рояль и играла свирепого Вагнера. От всего этого волосы становились дыбом. Джеспер, остолбеневший, стоял на веранде, со спины любуясь покачиванием гибкого стана, волшебным сиянием светлых волос, быстрым порханием рук и белизной шеи, а волны тем временем подбрасывали его бриг в каких-нибудь ста ярдах от страшных блестящих черных скал. Уф! И на такой риск Джеспер шел, если хотите знать, только лишь ради того, чтобы ночью, взойдя на борт и положив голову на подушку, чувствовать себя ближе к Фрейе, спящей в бунгало. Мыслимое ли дело! И этот бриг, заметьте, должен был, по его замыслу, стать их домом, их общим плавучим раем. Он постепенно превращал своего «Бонито» в яхту, чтобы до конца дней блаженно странствовать с Фрейей по морям. Глупец! Однако он всегда любил рисковать.

Помню, однажды мы с дочерью Нельсона вдвоем наблюдали с веранды, как бриг с севера приближается к мысу. Думаю, Джеспер заметил девушку в подзорную трубу. И что же он сделал? Вместо того чтобы пройти еще полторы мили вдоль отмели, а затем, как подобает порядочному моряку, взять курс на безопасную стоянку, он углядел прогалину между двумя отвратительными старыми зубчатыми рифами и, резко положив руль к ветру, вогнал туда бриг. Даже на веранде нам было слышно, как дребезжат поднятые паруса. От напряжения я с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, а Фрейя выбранилась. Да! Она сжала крепкие кулаки, топнула хорошеньким коричневым ботинком и произнесла: «Черт!» А потом, обратив ко мне слегка (самую малость) покрасневшее лицо, сказала: «Я забыла, что вы здесь!» – и рассмеялась. Ну разумеется, разумеется. Когда в поле ее зрения появлялся Джеспер, она ни о ком другом в целом мире не помнила. Взволнованный этим его безумным трюком, я, ища сочувствия, не мог не воззвать к ее здравому смыслу.

– Ну не глупец ли? – воскликнул я разгоряченно.

– Совершенный идиот! – с жаром ответила она, прямо поглядев на меня широко раскрытыми правдивыми глазами, и на ее щеке появилась ямочка.

– Это лишь ради того, – заметил я, – чтобы выиграть каких-нибудь двадцать минут для пребывания в вашем обществе.

Мы услышали лязг якорной цепи. Фрейя вдруг приняла очень решительный и даже угрожающий вид:

– Погодите. Сейчас я его проучу.

Она ушла в свою комнату и затворила дверь, а я, получив от нее указания, остался один. Задолго до того как паруса на бриге были убраны, Джеспер, перескакивая через три ступеньки, взбежал на веранду и, забыв меня поприветствовать, принялся встревоженно оглядываться:

– Где Фрейя? Разве она не здесь?

Когда я объяснил ему, в чем дело (его решили «проучить» и он лишен общества мисс Фрейи на целый час), Джеспер сказал, что это, конечно же, я ее надоумил и что он боится однажды меня пристрелить. Уж очень мы с нею тесно сошлись в последнее время. Затем он упал в кресло и попытался говорить со мною о своем плавании. Как ни удивительно, малый в самом деле страдал – это было видно. Голос его дрогнул, он замолчал и уставился на дверь с видом человека, которого мучит боль. А еще удивительнее и еще забавнее то, что менее чем через десять минут девушка преспокойно к нему вышла. Тогда ушел я. То есть я направился к старому Нельсону (или Нильсену) в его личные владения, на заднюю веранду, с добрым намерением занять его беседой, чтобы он не стал расхаживать по дому и не забрел ненароком туда, где теперь в нем совершенно не нуждались.

О прибытии брига он знал, но не предполагал, чтобы Джеспер так скоро успел примчаться к его дочери. Отцам свойственно не предполагать подобных вещей. Он догадывался, какие чувства питает Эллен к его девочке. О влюбленности Джеспера знали и птицы в небесах, и рыбы в море, и торговцы, странствовавшие по архипелагу, и сингапурские жители всех сословий и состояний. Но того, насколько сама девочка им увлечена, старик себе не представлял. Он считал Фрейю слишком разумной, чтобы увлечься – во всяком случае, до непоправимой степени.