Сердце тьмы

Нет, не об этом он тревожился, скромно сидя на задней веранде во время визитов Джеспера. Его тревожили голландские «власти». Не приходилось сомневаться в том, что голландцы без симпатии смотрят на Эллена как на владельца и капитана брига «Бонито». Им казалось, будто в своих торговых делах он не в меру предприимчив. Не думаю, чтобы он нарушал закон. По-моему, его неукротимая деятельность была попросту противна их флегматическим медлительным натурам. Так или иначе, старому Нельсону капитан «Бонито» представлялся умелым мореплавателем и славным молодым человеком, с которым все-таки не стоило водить дружбу, чтобы не быть, понимаете ли, скомпрометированным. В то же время прямо отказать Джесперу от дома Нельсон тоже не хотел. Бедный старик и сам был славный малый. Думаю, он даже косматого каннибала решился бы ранить лишь в крайнем случае. Не физически, разумеется, а душевно. Что касается копий, ножей, топоров, дубинок и стрел, то их он не боялся. Во всех же прочих отношениях был робок. Потому-то и сидел теперь на задней веранде с озабоченным видом и всякий раз, когда до него доносились голоса дочери и Джеспера Эллена, с унылым свистом выпускал воздух из надутых щек, показывая, как ему тяжко.

Само собой, я смеялся над Нельсоновыми страхами, которые он в большей или меньшей мере мне поверял. Старик испытывал некоторое доверие к моему суждению и некоторое уважение ко мне – основанное, правда, не на нравственных моих качествах, а на том, что я, как ему думалось, был на хорошем счету у голландских «властей». Я знал наверное, с какой симпатией относится к нему главный предмет его страха – губернатор Банки, милейший, хотя и вспыльчивый, контр-адмирал. Я неизменно заверял старого Нельсона (или Нильсена), что ему нечего бояться, но он лишь на минуту приободрялся, а потом снова с сомнением тряс головой: дескать, все это очень хорошо, однако никто, кроме него, не знает всей опасности голландской чиновничьей натуры. Совершенная нелепость! В тот день, о котором я говорю, Нельсон был особенно раздражен. Я старался развлечь его рассказом о забавном и несколько скандальном приключении нашего общего знакомого в Сайгоне, когда он вдруг воскликнул:

– И какого черта ему здесь нужно?

Разумеется, из моего анекдота он не слыхал ни слова. Уязвленный этим (анекдот был в самом деле хорош), я, поглядев на него в упор, вскричал:

– Да бросьте! Неужто вы правда не знаете, для чего Джеспер Эллен к вам ходит?

Прежде я никогда открыто не говорил о том, какие отношения в действительности связывали Джеспера и Нельсонову дочку. Тем не менее эти мои слова старик принял очень спокойно.

– Фрейя – разумная девочка! – пробормотал он рассеянно, продолжая, очевидно, думать о «властях».

Нет, дурочкой Фрейя, конечно, не была. Он нисколько из-за этого не беспокоился. Парень просто составлял ей компанию, забавлял ее – ничего больше. Когда пожилой знаток человеческих душ перестал ворчать, в доме все будто замерло. Молодые люди развлекались очень тихо, хотя и, несомненно, от души. Разве могли они придумать занятие более интересное и менее шумное, чем разговоры об их предстоящей жизни? Сидя рядышком на веранде, они наверняка любовались бригом – третьим участником этой чарующей игры. Без него они не мыслили будущего. Он должен был стать их богатством, их домом, их свободой, их огромным миром. Помнится, кто-то уподобил корабль тюрьме[21]. Пусть меня с позором вздернут на нок-рее, если это так. Белые паруса брига были белыми крыльями… даже крылами (здесь, я думаю, уместен высокий поэтический стиль) … белыми крылами их парящей любви.

Парящей, ежели говорить об Эллене. Если Фрейю, как женщину, крепче удерживали земные узы, то Джеспер в самом деле парил, начиная с того дня, когда они полюбовались судном в красноречивом молчании (для существ, владеющих даром речи, нет более верного пути к полному единодушию), и он предложил ей владеть этим сокровищем совместно. По сути, Джеспер даже отдал «Бонито» в полное ее владение, ведь бриг был его сердцем с тех самых пор, как стал ему принадлежать. Эллен купил судно в Маниле у немолодого перуанца, одетого в строгий черный костюм. Этот загадочный человек, изъяснявшийся сентенциями, вероятно, украл корабль где-нибудь в Южной Америке. На Филиппины его, как он выразился, привели «семейные обстоятельства». Прекрасно сказано. Ни один кабальеро не стал бы после такого утверждения продолжать расспросы.