Серебряная клятва

– СМЕРТЬ! КРАСНОЕ! СМЕРТЬ! – Тоненький голосок все заглушил, прозвенел – и оборвался. А потом мальчишка-разведчик кинулся наземь и забился. Тут только стало видно, что в спине у него торчит стрела. Несколько мгновений – и он затих.

Янгред ничего не успел сделать, лишь увидел: Илги вдруг вздыбился, запрокидывая голову, как от удушья. А сам Хельмо, белее полотна, весь вытянувшись в струну, затрубил в рог. Звук этот, резкий, немелодичный, полон был неизъяснимого ужаса и горя. Другие лошади беспокойно заржали, некоторые замерли. А потом раздался яростный крик:

– Конница, вперед! – попеременно, на двух наречиях. – За мной!

Вблизи не было врага, к атаке на которого Хельмо мог бы призывать, – только детское тело лежало в пыли. А приказ уже, подхватываемый офицерами, разносился дальше.

– Эй! – позвал Янгред. Но его почему-то не слышал никто.

Что-то происходило. Авангардные конные пришли в движение. Замыкающие, до которых зов едва ли дошел, скорее всего, просто смешались и встревожились – мысль об этом удержала Янгреда на месте. Он попытался остановить промчавшегося мимо Хайранга – тщетно. Убедился: кони топчут мертвеца, все забыли о нем. Построение нарушилось. Ведь такой звук рога сам по себе знаменовал немедленный бросок.

– КУДА? – завопил он на боевых подруг. Их легион тоже ринулся за Хельмо.

Завихрилась пыль, полезла опять в горло. Янгред закашлялся, прикрывая глаза и нос. Лошади мчались, люди на ходу вскидывали оружие, хотя стрелять было не в кого. Когда все улеглось, несколько частей были уже далеко – мчались к Ринаре, башни которой едва маячили на горизонте. Командиры успокаивали и заново строили оставшихся конников, пехоту, обозных, мортирных. Видя, как все взбудоражены, Янгред проскакал чуть вперед, развернул лошадь и, выпалив из пистолета в воздух, предостерегающе рявкнул:

– Стоять! Все, ВСЕМ стоять!

Теперь-то его услышали. Люди подчинились, но неосознанно многие все равно спешили, сбивали марш, глядели круглыми, полными недоумения глазами. Шептались. Спрашивали друг друга: «Да что такое-то?» Янгред, с омерзением понимая, что прямо сейчас ему и самому страшно, до оторопи страшно, осмотрелся. Впереди никого не осталось, кроме…

– Беда с кораблем.

Черный Пес с командой, пусть были в авангарде, не рванули за Хельмо. Боцман и еще несколько пиратов с грустью склонялись над останками юнги, пытаясь хотя бы что-то сделать с этим втоптанным в дорогу месивом крови и одежды, а капитан уже поравнялся с Янгредом. Его лошадь испуганно фыркала и прижимала уши.

– Кого он атакует? – Свой голос, сиплый и отчаянный, Янгред едва узнавал. И сам не понимал, почему спрашивает у этого человека.

– Не знаю. – Черный Пес мрачно посмотрел вдаль. Густая борода, волосы, лицо были в пыли, которую он даже не пытался смахнуть или соскрести. – Но принюхайся-ка, огненный. Переменился ветер. Теперь-то чуешь?

И, собравшись, Янгред действительно учуял.

В воздухе – отяжелелом, грязном, душном – расползался запах человечьей плоти.

Плоти, гниющей очень давно.

* * *

Кровь и дождь, камень и грязь. Невидимая вездесущая смерть смеялась нежным, звонким девичьим смехом. Торжествовала снова, второй раз за этот похожий на пытку день, ведь теперь Хельмо стоял уже под другими стенами и считал свежие трупы. Огненные. Солнечные. И теперь это он, он стал их убийцей.

«КОННИЦА! ЗА МНОЙ!»

Выстрелил в ушах собственный крик, и Хельмо, не в силах больше стоять, рухнул на колени возле чьей-то огнегривой лошади. Огромная рана разверзалась в ее нежном боку, кровь, льющаяся густо и быстро, уходила в землю со струями ледяного ливня. От раны поднимался легкий пар, вокруг рваных краев ее разбивались десятками крошечных искр капли. Лошадь смотрела мутным глазом. Спрашивала: «А меня за что?» Хельмо закрыл руками лицо. Как?.. Как он мог? Они ведь были обречены. Обречены с первого звука рога. Он сорвал солдат, не думая ни о чем, будто превратился в слепой, бешеный ужас. А ведь стрела, торчавшая из спины у маленького пирата, могла о чем-то его предупредить.

…Ворота Ринары, к которым они с первыми отрядами примчались, уцелели, но были распахнуты, как дверь разоренного дома. Уже тогда Хельмо все чудился, чудился смех Самозванки, ее сладкое «Заходите, будете гостями!». Хельмо ясно слышал этот смех у каждого дома, хотя над пыльными улицами висела мертвая тишина.

Ринара издревле звалась Храбрая неспроста. От этого города, со всех сторон ощетиненного низенькими, но мощными краснокирпичными крепостями, кочевники, и осфолатцы, и лесные разбойники нередко убегали побежденными, бросая убитых. Некоторые верили: сам Бог особо благоволит ринарцам. Отсюда были родом многие славные войны. Но больше здесь никто не родится, лишь вырастет сорная трава, горькая полынь.