Серебряная корона (ЛП)

Это всего лишь легкое покачивание, прежде чем я прихожу в себя; спотыкание настолько незначительное, что вряд ли кто-то его заметит. Кроме Картера. Он наблюдает за мной так пристально, что я знаю, что он не оставил ни одной детали моего платья, ни одного моего движения, которое ускользнуло бы от его пристального внимания.

Тяжело сглотнув, я отрываю взгляд от его лица и начинаю подниматься по трем широким ступеням на павильон, где меня ждет архиепископ в полном облачении. Я почтительно киваю ему, занимая место перед небольшим богато украшенным креслом справа от позолоченного трона. Я не рискую снова смотреть на первый ряд, вместо этого я обвожу взглядом все пространство, впитывая все это.

Мое королевство.

Все лица в толпе повернуты ко мне. Они смотрят на меня с благоговением. Как будто они стали свидетелями чего-то действительно впечатляющего. Это самый сюрреалистичный момент в моей жизни. Мое сердце бьется в ушах громче, чем боевой барабан, чем дольше я стою там — все глаза прикованы ко мне, поочередно оценивая меня.

Их принцесса.

К счастью, голос Симмса отвлекает их внимание прежде, чем давление успевает сломить мое самообладание — он гремит, объявляя о входе Октавии. Все пересаживаются на свои места, чтобы посмотреть на нее, изображающую царственное спокойствие, когда она начинает свое шествие по лестнице. Она впитывает каждую унцию внимания, ее шаги крошечные, ее темп леденящий. Я думаю, что потеряла три или четыре года своей жизни, просто ожидая, когда она займет свое место рядом со мной на ступени.

Если хотите знать мое мнение, она действительно королева драмы.

Голос Симмса гремит в последний раз.

— Его Королевское Величество Лайнус Ланкастер, король Германии…

Каждый член аудитории поднимается на ноги, чтобы поприветствовать его — знак уважения, присущий только высшему эшелону монархии. Лайнус выглядит как король, когда он с достоинством идет по проходу к нам. Его глаза встречаются с моими на кратчайшее мгновение, когда он ступает на тронный павильон. Я вижу вспышку тепла и гордости, прежде чем он отворачивается в сторону, чтобы поприветствовать архиепископа. Склонив голову, он делает взволнованный вдох и опускается на колени на плюшевую подушку в центре ступеней.

И вот все начинается.

ЭССЕНЦИАЛЬНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ германской коронации остаются неизменными на протяжении последних тысяч лет: часовая церемония прославления, помазания и клятвы защищать закон, церковь и, прежде всего, верных подданных страны.

Голос Линуса силен и ясен, когда он принимает на себя ответственность. Когда он поднимается, и на его голове возвышается изысканная корона, аплодисменты звучат так громко, что я слышу, как над головой угрожающе дребезжат хрустальные люстры. Леди Моррелл твердо предупредила меня, что я не должна хлопать — принцесса не ликует вместе с толпой; старайтесь сохранять мрачное выражение лица, — но я не могу удержаться от улыбки.

В каком — то оцепенении я смотрю, как архиепископ переходит к инаугурации Октавии в качестве королевы-консорта — более простой и короткой версии того же процесса. (Уверяю вас, мое мрачное выражение лица сохраняется, когда зал аплодирует ей).

Затем, что ужасно… наступает моя очередь.

Стоя на коленях с крепко сцепленными руками, я смотрю в тусклые карие глаза архиепископа, повторяя слова верности, которые последние несколько дней репетировала перед зеркалом в ванной.

К моему большому удивлению, когда я произношу клятву, слепое чувство паники исчезает. Мой пульс замедляется до ровного темпа. Мой голос не дрожит, слова звучат в тишине комнаты кристально чисто.

— Я, Эмилия Виктория Ланкастер, клянусь в своей суверенной верности народу Германии как наследница престола. В этой роли я клянусь отстаивать закон и справедливость с милосердием, поддерживать доктрину, культ и дисциплину как церкви, так и государства, и сохранять все права и привилегии каждого мужчины, женщины и ребенка под моей властью. — Я делаю глубокий вдох и склоняю голову. — Все, что я обещаю, я исполню и буду исполнять в полную меру своих сил. Да поможет мне Бог.

В комнате стоит такая тишина, что можно услышать, как упала пуговица.

Архиепископ помазывает мой лоб святым маслом, его большой палец скользит по моей коже. Я невольно вдыхаю, когда он поднимает сверкающую тиару из богато украшенной шкатулки слева от себя. Она тяжелая от золота и бриллиантов, еще тяжелее от важности, когда он опускает ее мне на голову. Она ложится на мои волосы, сверкая на свету, идеально дополняя мое платье.

Когда я встаю и поворачиваюсь, чтобы поприветствовать своих соотечественников, меня встречают мощные аплодисменты. Они ликуют и хлопают, глаза горят безусловным восторгом, глядя на меня.

Их законный наследник.

Их будущая королева.