Серебряная птичка

Помедлив, она подчинилась. Он взмахнул плетью, раздался короткий свист — и хвост «змеи» плотно впечатался в стену над головой Асты. Она вскрикнула. Со стены что-то посыпалось.

Аста знала, что Сайгур с плетью обращался играючи, мог жука сбить в полёте — такими играми забавлялись многие парни и в замке отца-барона, и в деревне. Так что не подумала, что он случайно промахнулся.

— Вот так. Попробуем ещё? — теперь он был угрюм и спокоен.

Опять взмахнул змеей, но теперь промахиваться не стал, хотя плеть придержал, дернув кистью в нужный момент — получилась треть удара, не больше. Однако кожаная полоса точно легла по телу Асты наискось — от плеча до бедра. Она вскрикнула, сорвавшись на визг, и сползла по стене на колени. Без крови, и платье даже не порвалось, однако Сайгур точно знал, что под ним сейчас вздувается багровая полоса.

Он бросил плеть в сторону.

— Милорд… — теперь Аста плакала по-другому, от боли и горько.

— Один из тридцати, — сказал он. — И палач будет бить сильнее.

Несмотря на плач, она и услышала, и поняла. Взмолилась.

— Сделайте это вы, милорд. О, прошу вас! Спасите меня!

— Я не палач, Аста. Мне нельзя делать эту работу. Но я постараюсь.

Она поспешила встать, чтобы кинуться к нему, но замерла, споткнувшись об его взгляд.

— Только не смей никогда больше ни жалеть меня, ни любить, ни тем более спасать, — сказал он. — Поняла? А я сделаю для тебя, что сумею.

Он кивнул ей и вышел. Плеть осталась валяться — пусть подберут…

* * *

День получался суматошный — как всегда, когда в Дьямон приходил большой обоз. Для Сайгура всё слилось — с ним постоянно кто-то говорил, кланялся, кого-то представляли, приходилось что-то решать. Челла тоже вышла, нарядная, как пёстрая птичка, обменялась приветствиями с купеческим старшиной, который для неё что-то привёз. С Сайгуром они сдержанно поприветствовали друг друга.

— Всё в порядке, леди? — вопрос тоже ни о чём. — Рад, что вы не пострадали.

— Благодарю, милорд. Позволите оставить вас? У меня много дел.

Он позволил. Челла казалась равнодушной и не смотрела по сторонам — не искала взглядом припозднившегося Найрина. Ревность?..

Что-то такое тоже было, сидело в груди стылой льдинкой и не отпускало. Ревновать женщину, которая больше злит, чем нравится? К брату, который отмахнулся от неё прилюдно?

Они оба влюблены, его жена и его брат. А ревность… он сам не понимал, зачем она. Самолюбие? Или он ревнует к Дьямону?..

Его самолюбие уже изорвано в тряпки и его не залатать, пожалуй. Просто это иначе воспринималось, пока между ним и женой не стоял брат. Но эту льдинку он пока переживёт. Вот Аста и дети — это была не льдинка, а удар под дых.

Оба сына страдали — они любили Асту. Делин, сделав попытку поговорить, просто не попадался отцу на глаза. Рон страдал открыто и явно, Сайгур видел его то и дело — с подросшим волчонком, с мокрыми от слёз глазами. Зверёныш-заморыш покрупнел и окреп чересчур быстро, и теперь не отходил мальчика, чему окружающие не удивлялись, зато поглядывали с уважением. Говорили — будет большой пахтан! Это Дьямон…

Это Дьямон, проклятое место! Оно не желает принять Сайгура Кана. И свело с ума Асту.

— Отец, Асту завтра убьют? — Рон всё-таки подошёл и спросил, глядя пронзительно.

Сайгур даже зубами скрипнул. Он не мог обнадёжить сына. Покушение на тана или на тани — смерть. Сайгур — владетель, однако не просто так хайд предупредил, что не стоит ему «что-то менять».

— Не завтра, — сказал он. — Я постараюсь. Но знаешь, Аста сделала такое, за что нигде не хвалят.

— Это всё Фагунда, — возразил Рон серьезно.

— Это не оправдание. Дурные советы не надо слушать. Потому что придётся отвечать за дела.

— Она же злая ведьма, отец! Фагунда. Она заколдовала Асту.

Сайгур рявкнул на Клая Вина, велел занять сына любым делом и не спускать с него глаз… Вин тоже страдал и то и дело вертелся у Девичьей башни, где лежала больная Фай. Фай было жаль, конечно, хотя старухе поделом — отравила родную внучку! Которая точно не виновата.

Не виновата? А может, знает что-то? А её-то допрашивали? Надо допросить. И с казнью обождать. И вообще, он владетель Дьямона? Вот именно…

Он с тоской посмотрел, как к нему приближались очередные купцы из обоза. И с надеждой — на Юну. Одно её присутствие вселяло уверенность — она всё ещё была истинной хозяйкой здесь и без затруднения со всем разбиралась. Да и вообще, Юна была как теплая ладонь на груди — вроде ничего особенного, но с ней лучше. И от льдинки не так холодно.

Толстяк-секретарь поначалу следовал за ней неотлучно, неся под мышкой переплетённую в кожу тетрадь, то и дело склонялся к её плечу и что-то подсказывал. Сайгур порадовался, когда Юна его отослала — толстый массажист раздражал его одним своим видом, а ещё тем, что был таким незаменимым.

Юна подошла ближе и тихо сказала:

— Сочувствую вам, милорд. Но больше вашим детям.

Он сухо кивнул, и вдруг высказал то, что для него наконец-то обреклось в слова. Тот самый «удар под дых».

— Дети не простят мне её смерть, леди. И если её покалечат. Как бы она ни была виновна.