Серебряная выдра (СИ)

Он уже поужинал и читал, облокотившись о стол, срочные бумаги, которые Кингсли попросил его просмотреть до завтрашнего утра.

— Я просто не голодна, — сказала Гермиона. В горле у неё застрял острый ком.

— Может это испарения от зелий в лаборатории на тебя так действуют? — хмыкнул Люциус и, оторвавшись от бумаг, внимательно посмотрел на неё. — Ты хоть иногда там проветриваешь?

Гермиона стушевалась от его заботливого взгляда. А, может быть, она ошибалась всё это время? Может он на самом деле и не будет против? В конце концов, он же любит её! В глазах у неё защипало, а подбородок задрожал. Люциус нахмурил брови.

— Что происходит? — спросил он, откладывая бумаги в сторону.

— Ты… Ты меня убьёшь, — прошептала Гермиона, сама понимая, как нелепо и страшно прозвучали эти слова.

— Убью? — настороженно повторил он. — Почему это, скажи на милость?

— Ты же знаешь, что я всегда пью зелья, да? — неопределённо сказала она.

— О каких зельях идёт речь? — уточнил Люциус.

— Ну, зелья, — голос её совсем осип. — Чтобы ничего не было.

— Чтобы не было ничего, что? — переспросил Люциус.

На лице у него появилась натянутая улыбка. Было видно, что внутри у него уже закипало раздражение, но, несмотря на это, говорить он старался как можно более спокойно.

— О, Мерлин! — задрожав всем телом, выдохнула Гермиона. Руки у неё похолодели, а из глаз начали течь слёзы.

— Гермиона, — прошептал Люциус, глубоко вбирая в лёгкие воздух. — Ты что-то сделала? Выпила какое-то не то зелье?

— Я, — протянула она. — Понимаешь…

— О, Мерлин! — воскликнул вдруг он. — Только не говори, что ты выпила один из этих своих экспериментальных образцов и у тебя опять начались кошмары!

— Что? Нет! — Гермиона обратила на него оскорблённый взгляд. — Как ты мог такое подумать?

Люциус прикрыл глаза и раздувшимися ноздрями снова втянул в себя воздух. Было видно, что его тоже уже трясёт мелкой дрожью.

— Я и правда тебя сейчас убью, если ты не скажешь, в чём дело! — Гермионе показалось, что он перешёл на парселтанг.

— Помнишь, — стараясь подавить волнение, она стала теребить в руках хлопковую салфетку. — Когда мы были во Франции, там… на яхте…

— Да, — кивнул Люциус, уголок губ у него нервно подрагивал.

— Так вот, я забыла их выпить… Ну, свои зелья…

— Гермиона, — выдохнул Люциус, неосознанно сжимая рукоятку лежащего рядом с ним десертного ножа. — Я ничего не понимаю. У меня был тяжёлый день.

— Я беременна! — воскликнула наконец она, закрывая руками лицо. Из глаз её ручьём хлынули слёзы. — Мерлин! Прости меня! Я не знаю, как так вышло!

— Что? — опешил Люциус.

Он откинулся на спинку стула, выпустив нож из рук, и уставился на Гермиону поражённым взглядом.

— Прости меня! — снова проговорила она. — Я знаю, что ты, вероятно, совсем этого не хотел… Что я не… Я не… — она захлебнулась слезами. — Что я магглорожденная и твоя семья… Они не… Не смогут это принять…

— Я точно, тебя сейчас убью, — уверенно повторил он, не спуская с неё глаз.

От того с какой интонацией Люциус выплюнул эту фразу, Гермиона даже перестала плакать. Она посмотрела на Люциуса. Лицо у него на несколько мгновений обрело суровость, на челюсти заиграли желваки. В комнате повисла тишина, и он отвёл взгляд в сторону.

— Никакая ты не всезнайка, — слова его прозвучали на этот раз как-то по-особенному тихо, и снова посмотрев на неё, он добавил: — Я вообще удивляюсь, как тебе столько лет удавалось так умело дурачить всех вокруг. Ты же такая глупая!

— Л-люциус! — сказала Гермиона, ощутив, как внутри неё дрогнуло самолюбие.

Такой реакции от него она точно не ожидала.

— Мерлин! — выдохнул Люциус. Он упёрся локтями в стол и, возведя ладони и глаза к потолку, произнёс: — Неужели это и правда жизнь со мной тебя так испортила?

— Прости, я ничего не понимаю, — прошептала Гермиона.

Люциус захохотал, а из её глаз снова полились слезы.

— Ты такая глупая, Гермиона! — воскликнул он, смеясь. — Да почему ты вообще подумала, что я должен убить тебя за то, что ты беременна? Разве что, отец ребёнка не…

— О, Мерлин, нет, конечно же! — воскликнула Гермиона, лицо её стало пунцовым. — Как ты вообще…

— Но почему тогда ты плачешь? — взревел Люциус, ударив кулаком по столу.

Тарелки подпрыгнули и с грохотом опустились на свои места. Гермиона вздрогнула и зажмурилась.

— Я думала, что ты не хочешь иметь со мной детей! Думала, что ты вообще больше не хочешь иметь детей! Ты сказал, что роль родителя тебе не удалась, сказал, что детский крик для тебя хуже чёрной метки в небе! Я думала, что ты не будешь готов пережить всё это снова. Все эти пелёнки и… и… И ещё Нарцисса сказала, чтобы ты не забывал, что «приплод» в вашу семью должна приносить только Астория… Я же… Я же… грязнокровка!

Гермиону затрясло в истерике.

Люциус сорвался со своего места, и в следующую секунду упал перед Гермионой на колени. Обхватив её ноги руками, он начал покрывать их поцелуями. Громкие рыдания Гермионы эхом разносились по всему дому.