Серебряная выдра (СИ)

— О, вы не знаете? — улыбнулся домовик. — Это очень популярный у магглов роман. Вам бы следовало его прочитать, уверен, вы бы оценили главного героя по достоинству!

— Какая глупость, — выплюнул Люциус, небрежно отдавая книгу мистеру Бэгзу. — Моя жизнь в последнее время и так всё сильнее напоминает мне бульварный роман, а ты предлагаешь мне ещё и начать их читать!

Воткнув вилку в стейк с кровью, Люциус начал разделывать его ножом. Мистер Бэгз удалился прочь.

Когда Люциус доел стейк почти до половины, в комнату вошла Гермиона. Выглядела она уже очень хорошо. На щеках заиграл румянец, волосы она привела в порядок, одета была в красивое домашнее платье цвета бирюзы. Всё также молча прошла она по большому залу, осматривая полки с книгами. Люциус просто ел. Наконец Гермиона остановилась и села во главе стола на другой его стороне, прямо напротив Люциуса.

— Я всё решила, — сказала она.

На мгновение внутри у Люциуса всё похолодело от этого её простого признания. Сердце, казалось, даже пропустило удар, но он ничем не выдал своего волнения и продолжил есть.

— Ты был прав, — сказала Гермиона. — Самобичевание это трусость. Вину загладить можно только делом, а не показными страданиями, — она горько усмехнулась и добавила: — А я эгоистка, ослеплённая желанием всегда и во всём быть лучшей. Лучшие оценки в школе, диссертация в двадцать четыре, книги по зельеварению в двадцать пять… Неуёмная жажда постоянно кого-то поучать и, в особенности, спасать. Посмотрите на меня, какая я хорошая! — Гермиона встала со стула и развела в стороны руки. — И мужчины мне всегда были нужны только лучшие, только самые интересные, самые необычные, такие которые для других были просто недосягаемы. Романтические отношения с Виктором Крамом, дружба с Гарри Поттером! Скитер, наверное, в чём-то была даже права, когда писала о моей страсти к популярным мальчикам. Конечно, первостепенную роль тут играли человеческие отношения, но почему бы мне было не совместить это с моим подсознательным желанием выделяться, тогда, как этому желанию отвечало даже моё «происхождение», как ты сказал. Ах, да! Я же ещё не договорила про мужчин! Чего только стоил Северус: герой войны, воскресший после смертельного укуса ядовитой змеи, лучший зельевар, двойной агент, легилимент! — Гермиона громко расхохоталась, глаза сверкнули безумным блеском. Люциус уже перестал есть стейк и просто с удивлением взирал на неё. — А ты? Бывший Пожиратель Смерти, ненавистник грязнокровок, один из самых богатых и влиятельных людей магической Британии, аристократ. Один из самых красивых, хитрых и умных мужчин, кого я только знала! Фактически открыто поддерживая всю свою жизнь Волдеморта, ты смог в конце концов выйти полностью сухим из воды и занять высокую должность в Министерстве магии! И это при Кингсли Бруствере! О, да ты просто лакомый кусок для меня!

Чего только стоило то удовольствие, которое я получала всякий раз, ломая, растирая в пыль твои убеждения и привычки! Какое удовольствие испытала став хозяйкой этого дома! Тем самым будто бы отомстив всем своим обидчикам. Грейнджер стала Малфой! — голос Гермионы стал похож на шипение змеи. — И если это противоречит чьим-то ожиданиям обо мне, что ж! Я не обязана их оправдывать! Я сама всегда строила свою жизнь, не ожидая ни от кого милости! Я не сдавалась, искала выходы, боролась за своё право быть счастливой! И не моя вина в том, что кто-то оказался слабее, что кто-то не смог так же бороться за своё счастье. Высшие Силы видят, что всю свою жизнь я старалась поступать по совести; искренне готова была броситься на помощь любому, кто только попросит меня о ней, терпя лишения, ради всеобщего блага, но я никому ничем не обязана! Я и так пожертвовала многим ради других. И неужели ради чужого спасения я должна была переступать через себя? Почему именно я должна была становиться несчастной во благо другого? Я не давала клятв! А правда, какой бы жестокой она ни являлась, всегда была для меня дороже лжи, потому что я не верю, что ложь может быть во спасение! Бывает только страх осуждения, которого у меня больше нет! Довольно! Моя совесть чиста, — на покрывшийся испариной лоб Гермионы упала непослушная прядь. На мгновение она замолчала. Грудь её вздымалась от учащённого дыхания, после чего, прижав к ней сжатую в кулак руку, она тихо добавила: — В конце концов, я теперь Малфой, чёрт побери! Вот я кто!

Люциус не дышал. Стейк его давно остыл. Когда Гермиона закончила свою речь, он ещё пару мгновений сидел неподвижно, глядя на свою жену. Прекрасную, удивительную, дикую… Когда оцепенение наконец покинуло его, он почувствовал, что подбородок у него дрожал.

— Моя девочка! — задохнувшись от восхищения, прошептал он.

Уголок плотно сжатых губ Гермионы, дрогнул. Она несмело улыбнулась ему и из её правого глаза выкатилась слеза.

— Возвращайся уже в нашу спальню, — прошептала она.