Серебряная выдра (СИ)

Люциус рассмеялся. Он рассмеялся так громко и с таким удовольствием, с каким не смеялся, кажется, уже давно. Наверное впервые за весь год, что они были женаты, он наконец почувствовал, что Гермиона была только его. Полностью и безраздельно он владел ею, и от этого удивительного чувства, внутри у него всколыхнулось какое-то особенное, животное возбуждение.

В следующую секунду Люциус поднялся со своего места и одним махом руки скинул со стола всю посуду. Бокал с вином и тарелка с остатками стейка вдребезги разбились о мраморный пол.

— Хочу тебя на столе! — прорычал он почти по-звериному, упершись ладонями в покрытую белой скатертью столешницу.

Рот у Гермионы приоткрылся, и она сделала шаг назад, хватаясь руками за спинку стула позади себя.

— Быстро, — скомандовал он, ударив ладонью по столу, и Гермиона, в глазах которой читалось удивление, обойдя стол, медленно, почти боязливо приблизилась к нему. — Когда я говорю быстро, это значит быстро! — прошипел Люциус, хватая её за плечи и грубо стаскивая с неё верх платья.

Он хотел её сейчас так, как ещё никогда. Всё внутри него клокотала. С жадностью он впился губами в её грудь и укусил за сосок так, что она вскрикнула. Положив Гермиону на стол, он задрал её юбку. Юбка была слишком длинная, её было слишком много, а времени на то, чтобы снимать с Гермионы платье у него не было. Губы его дрогнули от нетерпения, и он с силой дёрнул подол, отрывая юбку от верха платья. Нитки по шву затрещали и вскоре юбка, уже валялась на полу.

— Ты стала носить трусы, мне это не нравится, — прошептал он, освобождая её от этого явно лишнего для него предмета гардероба.

— Как скажешь, — выдохнула Гермиона.

Он раздвинул её ноги и опустился на свой стул, опаляя горячим дыханием и поцелуями внутреннюю поверхность её бедер и половые губы.

— Мой сладкий десерт, — прошептал он, впиваясь в её нежные, трепещущие от волнения складочки.

В следующее мгновение он прикусил её клитор зубами, и Гермиона вскрикнула, стиснув руками скатерть. Язык Люциуса прошёлся по ней, массируя все самые чувствительные точки, от которых ноги её сводило судорогой. Гермиона застонала, и, почувствовав, что она вот-вот кончит, Люциус разом прекратил свои действия.

— Люциус, — возмущённо воскликнула Гермиона, толкнув его в плечо пальчиками правой ноги.

Медленно, поднявшись со своего места, он убрал её ногу со своего плеча, так сильно стискивая пальцами её щиколотку, что костяшки у него на руке побелели. Глаза Гермионы вновь расширились от удивления. В них даже промелькнул испуг, и она слабо попыталась высвободить ногу.

Дрожа от вожделения и какого-то теперь уже очень сладкого чувства гнева, который он подавлял в себе все эти дни, пока она молчала, Люциус расцепил пальцы и отпустил её ногу, после чего опершись ладонями о стол, навис над Гермионой, впившись своим взглядом в её прекрасное, удивительной красоты лицо. Выражение своих глаз он видеть не мог, но по тому, как расширились у Гермионы зрачки, ему стало понятно, что они у него были сейчас очень страшные.

— Ты теперь будешь кончать только тогда, когда я этого захочу, — прошептал он, чувствуя, как подрагивают мускулы у него на лице. — И молчать по три дня ты будешь только тогда, когда я тебе это разрешу, поняла меня?

Рот у Гермиона приоткрылся от изумления. Она с шумом выдохнула воздух.

— Ну, отвечай! — процедил он сквозь зубы.

— Поняла, — тихо прошептала она.

— Громче, — прошипел он, судорожно расстёгивая ремень на своих брюках.

— Поняла, — повторила она.

— Ещё громче! — прорычал он.

— Поняла! — воскликнула она. Брюки его упали на пол, он грубо схватил её за бёдра, придвигая ближе к себе, и Гермиона цепляясь пальцами за его руки, быстро проговорила: — Люциус! Только не забывай о том, что я беременна!

Верхняя губа его дрогнула, последняя её фраза заставила его сдержать тот пыл, с которым он хотел ворваться в неё. Люциус прикрыл глаза, и глубоко вздохнув, вошёл в неё настойчиво, но всё-таки аккуратно, с наслаждением ощущая как её влажная, узкая плоть покорно приняла его. От удовольствия он прикрыл глаза и запрокинул голову назад. Как же сильно он скучал по ней все эти дни!

Вздохнув, Гермиона раскинула руки в стороны и застонала, подаваясь ему навстречу.

— Я не буду больше покорно ждать по нескольку дней, пока ты соизволишь принять решение о нашей дальнейшей судьбе. Это ясно? — строго спросил он, совершая методичные движения, ощущая, как по телу его расползается приятная истома.

— Ясно! — сладко выдохнула Гермиона.

— Это мой дом, ты моя жена и носишь ты моего ребёнка, а значит, только я отныне решаю здесь нашу дальнейшую судьбу! — он облизал большой палец правой руки и прикоснулся им к её клитору.

— О, Люциус! — всхлипнула Гермиона, и он почувствовал, как стенки её влагалища начали пульсировать, сжимая его член. Люциус прикрыл глаза и с шумом вобрал в лёгкие воздух. Как же сильно он её любил!