Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

По не зависящим от художника причинам роман с его иллюстративной симфонией-сюитой издан не был. Драматическая для Алексеева история, не единственная в его жизни. Лишь в 1997 году, спустя пятнадцать лет после его кончины, дочь сумеет издать уникальную работу отца. Подготовленные металлические пластины всё это время хранились в офортной мастерской Э. Ригаля, которая теперь принадлежала его внучке Николь Ригаль, президенту Ассоциации гравёров Франции, где и печатались многие работы художника. Сюита к «Анне Карениной», помещённая в папку, была издана без текста элитарным тиражом в двадцать экземпляров. Ещё через восемь лет, в 2005 году, оригиналы из собрания М.И. Башмакова, владельца экземпляра № 3, будут использованы петербургским издательством «Вита Нова» для двухтомного издания «Анны Карениной». Тираж двухтомника, одетого в чёрный переплёт, составил 1300 экземпляров. В нём содержится 1227 страниц текста вместе с иллюстрациями.

Алексеев творил свой художественный мир к роману больше лет, чем над ним работал сам Толстой. Толстой начал роман ранней весной 1873 года. Ему ни с кем не хотелось видеться и даже разговаривать. «Я как запертая мельница», – писал он в одном письме. Роман был закончен весной 1877 года. При жизни Толстого его мало кто иллюстрировал, да и неубедительно. Лишь Михаил Врубель сделал несколько рисунков, один из них – потрясающий до сих пор демонической страстностью: так молодой художник пережил встречу Анны с сыном. Толстой не подозревал об этом всплеске чувств, да вряд ли он и слышал что-либо в то время о Врубеле.

Надо сказать, Лев Николаевич благосклонно относился к иллюстрированию своих произведений и нередко дружил с иллюстраторами, а с живописцами, портретистами особенно – с Ге, Репиным, Крамским, Пастернаком, высоко ценя их живопись и глубину мысли. Он охотно поддерживал художника М.С. Башилова, старательно рисовавшего иллюстрации к «Войне и миру», и, будучи сам крайне требовательным к художественной и жизненной правде, напоминал ему быть точным и правдивым в деталях, в исторических и бытовых, не говоря уже о психологизме и внешнем соответствии обликов героям романа. От иллюстраций Л.О. Пастернака Толстой был просто в восторге. Увидев его акварель «Первый бал Наташи», проявил полную непосредственность: «А ведь когда-то, когда я писал "Войну и мир", я мечтал о таких иллюстрациях». Через пять лет Толстой передаст Пастернаку не законченную ещё рукопись «Воскресения», чтобы каждая журнальная публикация глав выходила с его иллюстрациями. Обратим внимание на важность для Толстого самой личности художника: «А знаете, я вот смотрю на Вас, и мне ужасно нравится нравственная высота, на которой Вы стоите».

Другого художника, кроме Алексеева, который так бы пережил коллизии романа, мистически его осмыслив, так на них мощно отозвался, думается, мы не найдём. Сам художник определял свой подход весьма просто: «я старался вникнуть в тот замысел, какой был у автора произведения, тема которого далеко выходит за рамки истории про супружескую неверность». Он читал роман многажды. Он знал его наизусть (как свидетельствовал Жорж Нива в одном своём выступлении). Проникал в такие закоулки текста, какие и вообразить себе не мог обыкновенный, «нормальный» (Ж. Нива), читатель, извлекая оттуда мистические смыслы. Оставил 500 предварительных карандашных рисунков, блокноты с пометками на русском языке о персонажах романа и свои о нём размышления (как свидетельствует архив художника).

С особой тщательностью он обдумывал воплощение внутреннего мира персонажей. «Ведь внутренний мир, – рассуждал он в одной статье, – не является завершённым раз и навсегда, это – хаос, оживлённый движением, бесконечно сложным и меняющимся под воздействием внешних причин. Произведение искусства (к коим Алексеев относил и книжную графику. – Л. З, Л. К.) представляется мне некоей кристаллизацией отдельной части этого хаоса, неким упавшим с неба аэролитом. Необходимо большое усилие воли, чтобы вызвать такую кристаллизацию. А технический приём – одна из внешних причин, которая мощно влияет на эту кристаллизацию». Тем не менее внутренний мир художника попадал под влияние технического приёма, замечал Алексеев. Что мы и видим в «Анне Карениной».