Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

«Во время моего с ними автомобильного путешествия из Парижа в Анси на первый показ фильма "Нос" в 1963 году, – вспоминала Сесиль Старр, – я спросила, хотели бы они, чтобы я захватила с собой на обратном пути в США их знаменитый фильм "Ночь на Лысой горе", отснятый на 16-миллиметровой плёнке, поскольку там не существовало ни одной его копии, а мне было интересно узнать, как в Америке к нему отнесутся. Не желая оказывать на них давление, я добавила: надеясь на то, что они обсудят это тогда, когда им будет удобно и сообщат мне в течение следующих одного или двух месяцев, до того как мы с мужем покинем Францию. Алёша, сидя на месте пассажира, повернулся к Клер, которая вела машину, и она молча посмотрела на него в течение секунды или двух. Алёша повернулся назад и, посмотрев на меня, сказал: "Мы уже это обсудили, и наш ответ – да". Это был просто один взгляд». Они часто устраивали себе мини-каникулы: путешествовали по Южной Франции, или Испании, или любимой Италии. Останавливались в маленьких городках, местных гостиницах, гуляли по окрестностям, беседовали с крестьянами, их детьми.

Кстати, этот сюжет – «Ночь на Лысой горе» – волновал американских мультипликаторов. Бендацци, знаток мировой анимации, напоминает: «"Ночь на Лысой горе" также была превращена в анимационный фильм Уолтом Диснеем как часть фильма "Фантазии" в 1940 году. Алёша настаивал, что эти два фильма – слишком разные для сравнения, и высоко оценил диснеевскую ленту как хороший голливудский продукт. Дисней копировал или черпал у него вдохновение? Он был непреклонен: "Люди в Disney's даже не знали о существовании моего фильма". Алёша был щедр на похвалу собратьям-аниматорам. Особенно он любил Нормана Макларена и его непрекращающиеся исследования стилистических и технических инноваций».

По-прежнему много общались с Филиппом Супо. Когда в Национальной библиотеке в 1960 году была устроена ретроспективная выставка алексеевских иллюстраций, Супо написал для неё статейку, правда, предпочтя пересказать свои старые работы, не заметив, как меняется графический стиль художника.

Алексеева расстраивало отсутствие глубоких, аналитических работ о его творчестве во французской арт-критике. Храня в домашнем архиве вырезки газетных и журнальных рецензий на свои книжные иллюстрации и фильмы, он сетовал: «Я никогда не видел ни одной французской газеты или журнала с серьёзной критикой иллюстрированных и "роскошно" изданных книг. Никаких высказываний, кроме "издание с достойным содержанием" и других благожелательных замечаний о книгах "не для продажи". Возможно, должен отметить пару дружелюбных и подробных статей Супо, но он всё же был другом».

Размышляя в письме от 24 сентября об уже сделанном, выражал «глубокое уважение» Шагалу, оказавшему на него «заметное влияние в начале творческой карьеры иллюстратора». Восхвалял американского художника-карикатуриста Чарльза Адамса, создателя персонажей семейки Адамсов, «за его гениальность, помогающей творческой мысли, и его поэтическое чувство», а также упоминал Владимира Фаворского как «великого гравёра. Именно элегантность его работ, более в профессиональной и изобразительной области, чем в драматическом плане, я ценю очень высоко»[131].

«Сказки» Гофмана. Три ночных этюда

В 1960 году он работал над иллюстрациями к «Сказкам» Эрнеста Теодора Амадея Гофмана для парижского издательства Clab du Livre. Три «Ночные сказки» – «Скрипка Кремоны», «Церковь иезуитов» и «Песочный человек» перевела Клара Мальро. Вряд ли они были отобраны ею случайно – речь в них об искусстве подлинном и мнимом. Герои двух из них наделены творческим даром, они неистово и слепо служат искусству, что оказывается чревато опасными последствиями. А в «Песочном человеке» болезненное отношение к реальному и предпочтение дьявольских выдумок приводит героя к сумасшествию и самоубийству. Без самоубийства не обходится сюжет и других сказок. Клара Мальро, давно разошедшаяся с супругом, но сохранившая дружбу со всеми членами алексеевской семьи, хорошо чувствовала самого художника и прекрасно знала, сколь мучительны и для него проблемы искусства и скольким он жертвовал ради него. Отбор был ориентирован на «Алёшу», как называли Алексеева многие его французские друзья.

Надо сказать, графическая русская гофманиана, к которой у нас причислен Алексеев, имеет длинную и увлекательную историю. Как говорится в солидном исследовании «Русский круг Гофмана», «иллюстрации к его произведениям столь многочисленны, что по ним можно изучать историю всего европейского искусства книги ХIХ – ХХ веков», начиная с рисунков князя Г.Г. Гагарина 1833 года и кончая иллюстрациями Г.А.В. Траугот 2005-го. Но, кроме «Песочного человека», не припомнить, кто иллюстрировал остальные сказки, если их иллюстрировали. Нельзя не добавить сценографию Михаила Шемякина к новому прочтению им балета «Щелкунчик», почувствовавшего в себе гофманские начала отношения к миру.