Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Гигантская чёрная птица-ворон – символ смерти – закрывает собой полнеба, с открытым клювом неумолимо приближаясь к безнадёжно покачнувшейся белёсой голове Поприщина (повёрнутого к нам спиной, что усиливает впечатление) – в изнеможении, на коленях прощающегося с мерещившимся ему миром. В недостижимой дали «виднеют русские избы» с горящими окошками, под той самой луной, «необыкновенную нежность и необыкновенную непрочность» которой так остро ощущал безумный коллежский асессор. «Матушка… посмотри, как мучат они его! Прижми ко груди своей бедного сиротку! ему нет места на свете! его гонят! Матушка! пожалей о своём больном дитятке!». Последнее, что вспыхнуло в угасающем сознании Поприщина, – алжирский бей, у которого «под носом шишка». Бей, чей взгляд словно провожает уходящего навсегда. Владимир Набоков, чутко ощущавший «мистический гоголевский хаос», заметил: «По прочтении Гоголя глаза могут гоголизироваться, и человеку порой удаётся видеть обрывки его мира в самых неожиданных местах». Это же и произошло с Алексеевым. Русский художник-эмигрант создал свой Реквием. Двадцатисемилетним, он, экспериментируя с техниками гравировки, достиг вершины творчества и потом всю жизнь стремился к поиску нового, избегая повторов.

«Записки сумасшедшего» вышли 10 июля библиофильским изданием. Тираж всего 266 экземпляров, мягкая обложка из белой бумаги. Графическая техника двадцати одной иллюстрации – офорт, акватинта; бумага с водяными знаками, необрезанная.

За два месяца до первого выхода книги в Париже, в мае 1927 года работы Алексеева к «Запискам сумасшедшего» были представлены на выставке – на бульваре Распай, в доме 135, организованной Шифриным, собравшим в одном зале художников своего издательства «Плеяда». Рядом можно было увидеть работы А. Бенуа – к «Страданиям молодого Вертера» Моруа, Шухаева – к «Пиковой даме» и «Борису Годунову». Об этом написал Константин Сомов в своём дневнике, побывав на открытии выставки 27 мая.

Анализируя новинки книжного рынка, на эту работу Алексеева сразу обратил внимание Александр Бенуа, живо откликнувшийся: «Сказать, сколько здесь вкусных книжек. Среди них один русский, Алексеев, изумительно иллюстрировавший "Записки сумасшедшего"». Восхищённую оценку этому циклу художника дал Павел Эттингер: «Перед нами своеобразный художественный темперамент, индивидуально и по-новому сумевший подойти к бредовому элементу гениального гоголевского рассказа». В том же году «Записки сумасшедшего» с девятью иллюстрациями Алексеева выйдут в Лондоне, в переводе на английский Дм. Мирского тиражом 280 экземпляров. Через два года повесть вновь появится в «Плеяде» вместе с гоголевским «Портретом» в серии Les Auteurs Cllassiques Russes («Русская классика») с тремя рисунками и тремя концовками в тексте, исполненными уже в другой технике, предположительно литографии. Тираж издания офсетной печатью – 1600 экземпляров.

…Если на предваряющем повествование развороте Алексеев изобразит на сгибе некую амбивалентную чёрно-белую фигуру, некий условный знак раздвоения личности, то герою «Портрета» вынесет жёсткий приговор за предательство таланта во имя житейских благ. Что там насекомообразный Поприщин! Пострашнее существо голое, искривлённое, в невозможном ракурсе, диагонально заполняющее страницу; в края упираются омерзительные руки-лапы, такие же ноги, взвивающийся хвост и – не человеческая голова, а дьявольская, с рогами, длиннющим змеиным языком! Решение пуантилистское и изощрённое.

«Мария Шапделен» Луи Эмона

А в то время художника уже ждала другая работа, принёсшая ему часы отдохновения и грустных воспоминаний. Ею стали литографии к роману «Мария Шапделен» Луи Эмона[55], заказанные парижским издательством Polygone[56]. Книга вышла 1 октября. Повествование о жизни первых французских поселенцев в Квебеке, франкоязычной части Канады. Их повседневная жизнь трудна, но в ней немало своих радостей, красоты и глубокого смысла. Судьба девушки Марии полна драматических эпизодов. И художник из мистика-сюрреалиста преображается в романтика.

Каждая глава начинается с рисованной буквицы в рамке с миниатюрой, продолжающей сюжет иллюстрации-заставки: это могут быть крохотные фигурки людей, или натюрморт – кувшин и хлеб, или фрагмент лесного пейзажа. На обложке и фронтисписе – героиня в молении. На обложке – она на коленях, смиренно склонённая, на фронтисписе – её поясной портрет, взывающей ко Всевышнему о спасении любимого. У неё облик и выражение лица матери художника (если судить по единственной сохранившейся фотографии), тоже богобоязненной, тоже Марии, дочери священника.