Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Проникновенные рисунки (каждый из них бережно переложен калькой) наполнены непосредственным и напряжённым чувством: не знакомый с жизнью франкоязычных канадцев «страны Квебек», Алексеев почувствовал в их патриархальном бытии перекличку с соборностью русских крестьян[57]. Тут почти нет одиноких фигур: и в горе, и в радости они вместе. Художник соблюдает ту достоверность, что почерпнута в реалистическом повествовании Луи Эмона, увлечённого изученной им жизнью переселенцев.

В образах неулыбчивых коренастых мужчин-работяг из семьи Шапделенов, в их пластике – крестьянская основательность. Огрубевшими умелыми руками взмахивая топором, разделываются двое сыновей с огромным пнём. Поношенная рабочая одежда, небрежно сползающие штаны, сабо – на голых ногах. Многотрудная сезонная работа в поле, летний сбор черники, истовая семейная молитва о погибшем в лесу женихе Марии воплощаются художником с тонко разработанной градацией чёрного, мягко переходящего в оттенки серого и белого, создающих тихую мелодию.

В сборе черники, любимом и традиционном для сельчан занятии, своя поэзия. Небольшая поляна словно приподнята над землёй белым светящимся пятном. На нём и женщины – две темнеющие фигурки, и мужчины в светлых рубашках, все в широкополых шляпах, как на празднике. Фигуры почти тают в летнем пейзаже с нежно изогнутыми берёзовыми стволами. Сложная вибрация цветовых оттенков, да и сама изысканность композиции придают всей сцене сонатное звучание, чуть минорное. Канадская заснеженная деревня, весеннее таяние на горной реке – пейзажи ностальгически звучат незабытым воспоминанием о России. Тоновый рисунок может быть построен на соединении простора снежного поля, маленькой деревянной церковки, кромки густого леса вдали и – на переднем плане чёрным – небольших силуэтов жителей «страны Квебек» как части обшей жизни их и природы. Лишь однажды возникнет в иллюстрациях условное изображение современного американского города, куда предлагает Марии переехать один из претендентов на её руку. Здесь иная пластика. Серые глыбы небоскрёбов закрывают небо, крохотные людские фигурки и несущиеся, словно игрушечные, чёрные автомобильчики. Всё-то там, в цивилизованном мире, увиденном глазами напуганной Марии, невсамделишное, равнодушное, искусственное. Лишь через двадцать с лишним лет Алексеев окажется за океаном, но интуиция его не обманула.

Устойчивое, живое тепло исходит от домашних животных и птиц: забавные мычащие коровы, неуклюжие весёлые поросята, важные улыбающиеся гуси, нежные забавные ягнята и косолапые медведи неожиданно появились у художника в цикле этих иллюстраций, словно реминисценция из любимой детской книги. В изображении простых людей, умеющих работать физически, есть близость к стилистике мастеров российской графики того времени – советского художника Владимира Лебедева в первую очередь, на чьи работы Алексеев обратил внимание на Международной выставке 1925 года в Париже. Это лирический цикл иллюстраций. С русским взглядом. Правда, в его стилистике достаточно много личного, напряжённого чувства.

«Путешествие в страну эстетов» Андре Моруа

Завершающая год работа художника – небольшая повесть Андре Моруа «Путешествие в страну эстетов»[58] (Voyage au pays des Articoles). Мягкая иллюстрированная обложка. Девять заставок – цветные ксилографии. Четырнадцать иллюстраций Алексеев исполняет в цветной акватинте. Гравюры отпечатаны в мастерской Эдмона Ригаля. Имя печатника указано неслучайно. Ригаль – заметная личность на художественном небосклоне печатной графики, гравёр-мастер. Ровесник Алексеева, получивший специальное образование, он воодушевлённо сотрудничал с начинающим художником и передал ему немало своих знаний, восхищаясь результатами творческого эксперимента «русского гения». «Этот совместный поиск, – напишет Супо, – свидетельствует о том значении, которое Алексеев придавал глубокому пониманию и совершенствованию техники своего искусства». Их дружба длилась всю дальнейшую жизнь[59]. Алексееву близок творческий взгляд Моруа, с которым, судя по всему, он был уже хорошо знаком: «Искусство – это действительность, упорядоченная художником, несущая на себе печать его темперамента, которая проявляется в стиле». Привлекает и сама небольшая, изящно написанная повесть, действие которой разворачивается на экзотическом острове. Это вновь своего рода душевный отдых после тех мучительных мистических откровений, которые ему пришлось воплощать[60]. Моруа, работая в жанре антиутопии, конкретно указывает время действия повести – 1922 год. Франция наводнена русскими эмигрантами. Можно представить, с каким противоречивым чувством читал художник насмешливое замечание французского писателя, вкладывавшего в уста повествователя следующие слова: «Многие бывшие офицеры русского флота, которые работали в Париже шофёрами и капельдинерами, хотели стать матросами на моём судне».