Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Уставший от цивилизации парижанин Пьер Шамберлан ищет для путешествия какого-нибудь спутника, им становится молодая девушка Анна де Сов, и они пускаются на яхте в плавание через Тихий океан. После шторма попадают на остров Эстетов в изолированное общество; любой художник, здесь поселившийся, получает статус «эстета». Трудолюбивые и оттого богатые туземные «беоты» охотно их содержат. Искусство превращено в религию, художники – в её проповедников. Эстетам запрещена любая работа, кроме творчества, эмоции они изучают в специальном «Психариуме», то есть в «Саду человеческих душ», куда отправляют Пьера и Анну и где их посещают местные писатели-эстеты. Пьер начинает писать стихи. Молодой поэт Снэйк, познакомившись с очаровательной Анной, влюбляется в неё и переживает стресс, впервые получив отказ в ответ на любовные притязания: «он бредит, начиная с прошлой ночи, говоря, что каждый художник – лжец (мистификатор), что один час настоящей любви ценнее, чем все книги мира… короче, он действительно сошёл с ума». Осознавая опасность этого бреда для островитян, эстеты отпускают желающих покинуть праздную жизнь на острове Анну и Пьера, полюбивших друг друга.

Книга начинается бело-голубым открыточным изображением этих молодых людей (в сентиментальном окружении рамки из бело-розовых цветов), стоящих полуобнажёнными на раковине, как боттичеллевская Венера, родившаяся из морской пены. Интонация задана.

«Злобные волны с пенистыми верхушками торопливо неравномерно ударялись о форштевень "Аллена". Затем поднялся ветер, быстро свежевший, и очень низко на горизонте образовалась большая полоса чёрных, как чернила, туч… Тучи нависли так низко и были такими густыми, что, хотя уже рассвело, нельзя было ничего различить на расстоянии тридцати метров. Волны были ужасающей высоты. Наш бушприт был сломан». Картина морской бури, нарисованная рукой писателя, ведущего повествование от лица любителя морских странствий. Алексеев погружается в воспоминания. Всего шесть лет назад снят костюм гардемарина. Его морской пейзаж пропитан дыханием волн. Маленькое парусное судёнышко – чёрным силуэтом – мечущееся между двумя безднами, данными беспокойными светящимися брызгами и высокими лохматыми пенистыми волнами. Таинственна игра оттенков акватинты.

Почти двухлетнее мыканье по экзотическим приморским странам на торговом судне, собственные вылазки во время недолгих стоянок на острова, не тронутые цивилизацией, неожиданным образом отозвались в этой работе. В иллюстрациях появляются сценки, отсутствующие у писателя: Анна со Снэйком среди экзотических деревьев в окружении обезьян в духе наивных полотен Анри Руссо. Снэйк, сидящий за обеденным столом, равнодушно тыкающий вилкой в омара, выделенного цветом, как и вино в бокале, и смотрящий в никуда. Сохранилась неопубликованная акватинта: изображение двух эстетов за столом, полном яств. Один из них пытается наколоть на вилку порхающую бабочку – символ души. Художник, как и писатель, глубоко ощущал извечное противостояние плотского, обывательского, бытового – и духовного, творческого, очерченного хрупкой, тревожной линией. Силуэт худощавого поэта с угловатыми плечами даётся по контрасту с утяжелёнными плотным синим цветом фигур, толпящихся вокруг тупоголовых беотов. И музыкальный образ острова с восхитительной игрой мерцающего света и неожиданных архитектурных форм.

И вновь морской пейзаж как финальное прощание: «Взошла луна и разбудила серебристые облака. Под кормой "Аллена" с нежным шумом плескались мелкие волны». Тот же небольшой корабль крупным чёрным силуэтом, под парусом, упирающимся в небо. И мелкие волны. И фигурки Анны и Пьера, сидящих, обнявшись, на корме. Тревожное небо и очертания навсегда покинутого острова там, вдали. А здесь – поэзия любви. И вот «странное», но вряд ли случайное сближение. Мотив чёрного паруса в открытом море спустя десятилетия возникнет у упомянутого нами Анатолия Зверева, по-своему вспомнившего о маленьком морском этюде Лермонтова, назвав свою живописную композицию «Чернеет парус одинокий».

Роман Моруа вышел из печати 17 ноября. Тираж 365 экземпляров. Это была по счёту пятая книга Алексеева, изданная в первый год его насыщенной профессиональной деятельности. Сменяя ксилографию на офорт, акватинту и литографию, он совершал чудеса. Наступал 1928 год.

Глава одиннадцатая Сложившийся художник-гравёр ( 1928 )